Звезда Парижа - [14]

— Какая глупость! — вспылила Адель. — Я ничего не собиралась демонстрировать! Ни Бурбоны, ни Наполеон моей симпатией не пользуются!

— А, вот вы уже и недовольны! Разве не говорил я вам? Двор — ужасное место. Вы не созданы для того, чтобы думать о таких пустяках! Это все ваше упрямство, Адель. Кто заставлял меня выпрашивать приглашение?

Адель хмуро пробормотала, что у нее нет больше никаких поясов, разве что бархатный золотистый. Филипп ответил, что этот как раз-то это и подойдет.

— Ах, подойдет? — вскричала Адель. — Вы забываете, что пояс — это еще не все! Мне нужна шляпка, берет или ток под цвет кушака! Где их достать накануне церемонии?!

Герцог Немурский, смилостивившись, собственноручно написал записку к мадам Пальмире и отправил в Париж верхового. Поздно ночью в Нейи была доставлена нужная коробка. Открывая ее, Адель без особого энтузиазма подумала: «Это все, что я пока от Филиппа получила».

Заранее продуманный ею наряд был забракован, и она уже не чувствовала ни уверенности в себе, ни желания где-либо появляться. И вообще, этот торг о кушаках был так пустячен, что в душе Адель невольно возникло пренебрежение к людям, которые способны обращать внимание на такую ерунду.

Впрочем, может быть, Филипп решил нарочно ее разочаровать? Она была уверена, что от этого эгоиста можно ожидать даже такого.

Королева Мария Амелия была настроена настороженно по отношению к мадемуазель Эрио. Повидав ее в Опере, она была приятно поражена ее красотой, обхождением и речью, — но, насколько тогда она была рада, настолько сейчас была обеспокоена. Девчонка заставила Филиппа просить о приглашении. Все бывшие куртизанки принцев такого не делали. И король уступил… потому что, как подозревала королева, сам был склонен к приключениям и любил всякие истории с небольшим душком. Мадемуазель Эрио получила право быть принятой, однако кто знает, как поведет она себя в дальнейшем и чего потребует, пользуясь влиянием на обоих братьев?

Адель Эрио явилась к обедне, которую слушали все приглашенные в Нейи, в благопристойном и изящном наряде. Она опустилась на колени, склонила голову и молилась; дамы передавали королеве, что молится эта куртизанка якобы «за короля, королеву и за весь королевский дом». Правда, молилась она дольше всех и поднялась с колен самой последней, за что Мария Амелия очень строго на нее взглянула.

Адель заметила этот взгляд и поняла, что борьба за сердца августейших особ еще только начинается.

По-видимому, Мария Амелия была большой ханжой, ибо, принимая у себя многих чиновничьих жен, которые втайне продавались за посты для своих мужей, не могла смириться с мыслью о том, что ее вынудили принять у себя во дворце куртизанку, не скрывающую своей продажности.

Вечером был устроен небольшой прием с танцами и музыкой. Адель, словно желая обмануть ожидания, явилась в очень скромном, но изысканном и красивом туалете, покрой которого свидетельствовал, что обошелся недешево; под руку ее вел князь Тюфякин, и этого было достаточно, чтобы заставить улыбнуться Луи Филиппа. Дамы-аристократки тоже несколько примолкли. Когда Адель села к роялю, спела «О чем мечтают молодые девушки» и сыграла в четыре руки с известным пианистом Тальбертом, многие стали говорить:

— Она, конечно, беспутна, и появление ее здесь — настоящий скандал, но, безусловно, голос у нее есть. В прежние времена это было невозможно, но теперь другая эпоха — теперь даже считается, что присутствие таких особ среди порядочных людей придает остроты вечеру.

Адель имела успех у мужчин, но никого не поощряла. Дамы же о ней мало говорили. Король держался очень благосклонно. Решившись, она сыграла марш, который звучал, когда Луи Филипп, тогда еще герцог Шартрский, шел в атаку при Жемаппе и Вальми[3]. Король редко кому выказывал публично свое расположение, но сейчас, услышав марш, не сдержался и поцеловал руку Адель. После этого лед был сломан, и мадемуазель Эрио почувствовала, что становится своей при дворе. По крайней мере, король ею был очарован, а разве не от короля здесь все зависели?

Наблюдая, как король, тучный, пожилой, с чуть расплывшимся лицом, формой напоминающим грушу, ей улыбается, Адель было подумала: а не сделать ли попытку и не разменять сына на отца? Сделаться любовницей короля казалось на первый взгляд выгодным и престижным. Но, поразмыслив, она решила, что это было бы гибельно для нее. Такой поступок составил бы ей ужасную славу крайне безнравственной и бесстыдной особы. Кроме того, Адель угадывала в Луи Филиппе человека больше склонного к рассказам о любви, чем к непосредственным занятиям ею. И, по ее расчетам, король трудно поддавался чужому влиянию. Что толку иметь любовника, который ни в чем не пожелает тебя слушать? В довершение ко всему, король нисколько не привлекал Адель, и она чисто физически не хотела взваливать на себя еще и этот крест, поэтому осталась в обращении с Луи Филиппом почтительна, как дочь, вежлива, как герцогиня, и скромна, как аббатиса.

Ночью она прошептала герцогу Немурскому на ухо:

— Мне очень, очень здесь нравится, но…

— Опять просьба, — проговорил он сонно, жестом собственника прижимая Адель к себе.