Звезда Мафусаила - [8]

— Вах, слушай, они разбежались, вы разбежались, я тоже разбежался!

— Но, почему ты увязался за нами, а не спрятался на космодроме? — задал вопрос Добрынин.

— Вах, я, что глупее вас? Я сразу догадался, что вы собирались дать отсюда деру, а мне здесь ничуть не комфортнее, чем вам. Эй, Булат, сказал я себе, а ведь другого такого случая больше не будет! Эта замечательная тюрьма как-нибудь обойдется и без тебя. Вот я с вами эти ящики таскал и с вами вместе побежал.

Феликс посмотрел более внимательно на неожиданного пассажира и вспомнил, что действительно контейнеры в трюм «Жана Вальжана» переносил вместе с ним.

— Ладно, — махнул он рукой, — что теперь уже поделаешь, не возвращать же тебя назад. Давай рассказывай, кто ты есть, откуда, как оказался на Обливионе?

— Сам я армянин, родом из Гюмри, что в Армении, если вам это о чем-то говорит, — начал свой рассказ Булат. — Зовут меня, как вы уже поняли, Булат. Да не удивляйтесь, имя не совсем армянское, но у меня мать русская, вот она и настояла, чтобы так назвали. Как здесь оказался? Ну, это долгая история…

— Ничего, время у нас есть, — пробасил Копылов, все время с подозрением глядевший на него.

— Ладно, если так, тогда слушайте, — Булат на секунду задумался, затем продолжил, — а оказался я здесь за убийство.

— Ты убил человека? — изумился Травкин.

— Ну, не совсем убил, — пожал плечами рассказчик, — так, одно, два, три ребра у него оказалось сломанными, ну и еще по мелочам…

— За что же ты его так? — с явным осуждением поинтересовался Удальцов. — Пьян наверно, был, в драке?

Булат отрицательно покачал головой:

— Нет, я был трезв. Просто этот чатлах ухаживал за моей сестрой, ей только шестнадцать лет исполнилось. Я ее предупреждал, чтобы она с ним не встречалась, но ахчик, в смысле девушки, в ее возрасте все глупые и ветреные. Словом, вскружил он ей голову, а когда выяснилось, что она в положении, отказался жениться. На Кавказе существуют древние традиции, как в таких случаях нужно поступать братьям обесчещенных сестер…

— Понятно, — прервал его Копылов, — поступил по-мужски, это достойно уважения. Но почему на Обливион тебя сослали, не такое уж тяжкое преступление, если рассудить по хорошему?

Булат пожал плечами:

— Оно так, но отец у него наш местный князь, очень крутой авторитет. А ребра, конечно, ерунда, срастутся, да вот только женщины ему больше не понадобятся…

— Ты что его кастрировал? — удивился Феликс.

— Да, нет. Как-то так само получилось. Мамой клянусь, не хотел я…

— Ладно. А делать — то ты что умеешь? В какой области специалист?

— Цаватанем, дорогой! — оживился Булат и заговорил, сопровождая свои слова энергичной жестикуляцией. Хорувац, то есть шашлык-машлык приготовлю, пальчики оближите! Толма хочешь — будет тебе такая толма, которую никогда не пробовал! Люля-кебаб лучше меня во всей Армении никто не готовит! Чачу хочешь? Лучше моей чачи нигде не найдешь! Зелень-мелень вырастить могу, ну плотничать еще. А так я больше с землей связан. Но помощником могу быть в любом деле, где требуется физическая сила.

— Ладно, — заключил Феликс, — толку с тебя, похоже, мало будет, но куда деваться? Как, парни, принимаем в команду?

Все кивнули, соглашаясь.

— Хорошо. Тогда обсудим, что нам делать дальше. Мы на свободе — это хорошо. У нас есть корабль, причем могучий крейсер. Тоже хорошо. Продовольствия нам хватит на года. Это отлично. Энергии тоже. Но вот один вопрос только, куда нам теперь отправляться? В пределах Империи мы персоны нон грата, туда нам нельзя. В случае нападения, отбиться мы сможем, но экипаж линейного крейсера состоит из семидесяти-восьмидесяти специалистов, не считая подразделения десантников. У нас специалистов в десять раз меньше, а из десантников один Гера. Какие будут соображения?

Наступило молчание. В тишине, воцарившейся в рубке, особенно громко прозвучали слова Артема, который негромко процитировал древнего русского поэта:

— Сегодня мне дали свободу, что я с ней делать буду?

Глава четвертая. Канцлер и министр

Два месяца назад, вскоре после того, как «Жан Вальжан» стартовал с космической станции «Клавдий Птолемей», отправляясь в свой долгий путь на Обливион, в императорском Дворце в Гелиополе в кабинете имперского канцлера беседовали два человека. Портреты и изображения обоих были хорошо известны всему населению Империи, так как они входили в круг лиц, особо приближенных к Его Императорскому Величеству. Первый из них был сам хозяин кабинета, имперский канцлер и князь Аристарх Лобанов, а второй — имперский министр Галактической безопасности Василий Ланской.

Лобанов вел свой род от Рюриковичей и был известный любитель старины, не признававший современный суперделовой модерн, господствовавший в архитектуре и дизайне. Его кабинет представлял собой небольшое уютное помещение, антураж которого был выполнен в стиле ампир. Стены кабинета были украшены гобеленами искуснейшей работы, а изображенные на них в трехмерном пространстве сцены сельской природы создавали полное впечатление присутствия лугов, леса, голубого неба. Ощущался даже легкий аромат трав, напоенных солнцем. На одной из стен гобелены отсутствовали, но она была украшена портретами предшественников нынешнего канцлера. Точнее, это были голограммы, создававшие эффект нахождения их в кабинете за спиной его хозяина в качестве молчаливых советников. Обстановка кабинета была довольно простой: несколько высоких шкафов из черного дерева, секретер, инкрустированный драгоценными камнями, большой гладко отполированный стол из мореного тика, высокое резное кресло, в котором обычно располагался Лобанов во время работы. Пол кабинета был выполнен из дубового паркета, расписанного мозаикой.