Звезда королевы - [12]

Алешка сморщился, словно собрался разреветься, но почувствовал, как дрожит рука сестры в его руке, — и скрепился: все-таки мужчина! Сжал ее пальцы, бросил ободряющий взгляд на матушку, которая уже обрела спокойствие, без страха глядела на дверь, — и изобразил презрительную мину, которая тут же сменилась изумленною, когда вместо чернобородого громилы в красной рубахе — косая сажень в плечах, на вострую саблю насажена отрубленная человеческая голова, ручищи по локоть в крови (так вообразился детям Аристов) — дядька Никитич втолкнул в покои невысокого худощавого мальчишку и плотно затворил двери.

Повинуясь взгляду князя, слуга засветил еще три шандала, и в ярком свете все увидели, что пришедший зеленоглаз, рыжеволос и, несмотря на смышленое, даже хитроватое лицо, лет ему — не более двенадцати!

Крепко сжимая в руке треух, мальчишка поклонился князю и княгине. На Машу с Алешкой глянул мельком, словно они не заслуживали его почтения. Татьяну же будто и вовсе не заметил.

Алешка побагровел от возмущения, напыжился, но теперь уже сестра стиснула его руку, успокаивая; а сама наблюдала за лицами взрослых, смотреть на которые сейчас было очень любопытно.

Никитич глаза закатил, словно ужасался чему-то. Матушка удивленно подняла брови, но тут же прижала ладонь к губам, скрывая усмешку. Князь смотрел пренебрежительно, а у Татьяны… у Татьяны было такое лицо, словно она увидела привидение! Она отвернулась и торопливо перекрестилась; потом сделала пальцами загадочный ворожейный знак. Маша знала, что это цыганский оберег против злой силы — столь могучий и секретный, что Татьяна почти не пользовалась им, дабы «от одной беды уберегшись, не назвать другой», как объяснила она однажды Маше, строго-настрого запретив повторять это движение.

Впрочем, когда Татьяна опустила руку, лицо ее было по-прежнему спокойным, лишь в глазах светилось любопытство.

— Ну-ну? — спросил, наконец, князь незваного гостя. — И кто же ты есть таков?

— Гринька! — ответил тот — и Татьянина рука тотчас же вновь взлетела к лицу.

Да что ж это за мальчишка такой, чем он напугал старую цыганку?!

Незнакомец молчал, но в этом молчании не было почтительного ожидания слуги, — он молчал нарочно, желая подогреть интерес к себе, но подогрел до крайности лишь общее раздражение: Никитич, приметив, как встопорщились на переносице седые брови князя, сильным тычком сшиб наглеца на пол, на колени, а сам пояснил с поклоном:

— Это мальчишка Акульки, что на краю деревни живет. Дареная вам была господином Куролесовым вместе с двумя борзыми на день вашего ангеля. Давно уж, за десяток лет, — вы небось и запамятовали. Дарена была как искусная белошвейка. Но стала баба к водочке потягиваться — вы ее и согнали со двора. Жила она со вдовцом Семеном Ушаковым, а как тот успокоился, мирскою табакеркою сподеялась. — Никита смущенно улыбнулся. — У каждого свой промысел! Парнишка же сын не ее, а сестры умершей — она не ваша была, беглая, — а от кого прижит, Акулька и сама не ведает, а может, просто помалкивает, скрывает.

— Акулька Ульки не хуже, — вдруг сказала Татьяна, и все недоумевающе оглянулись на нее: при чем тут эта поговорка?

Князь пожал плечами:

— Да мне что за печаль, под каким кустом мальца сработали и чем та Акулька промышляет? Пусть лучше объяснит — зачем говорил про Аристова? Иль заявился сюда глумиться надо мной?!

Старческая, сухая, но вполне еще крепкая рука Никитича не давала Гриньке шевельнуть прижатой к полу головой, так что снизу доносилось лишь невнятное бормотание; Никитич же, взявший на себя роль толмача [25], пересказывал с его слов:

— Акулька сия ходила по малину и в лесу повстречала мужика — ладного, одетого как барин, сказавшего ей, что он — первейший друг и посланник крестьянского царя Петра Федоровича III — тьфу, прости меня, Господи! — а имя его Илья Степанов сын Аристов. Выспрашивал, где какой припас для его отряда взять можно, богатое ли село, барин лют ли? Акулька, видать, смекнула, что ежели его орава в Ново-Измайловке поживится, волю, может, крестьянушки и обретут, а вот животы у них наверняка потом надолго подведет, — и отбрехалась как-то. Однако тот мужик ей приглянулся, она ему — тож, и вот уже какую ночь он к ней похаживает, между делом про крестьянские недовольства выведывает да про барские запасы оружия выспрашивает…

— Так, — кивнул князь. — Ну а нашему Гриньке тот ухарь чем не пришелся по нраву? Чем перед ним провинился, что он с доносом на теткина полюбовника прибежал?

Гринька пробурчал что-то злобное, а Никитич растолковал:

— Дескать, хотел мальчишка ружье Аристова разглядеть, а тот его вздул крепко. Ну и не стерпел парнишка обиды…

— Месть, значит, — задумчиво проговорил князь, глядя в темное окно.

Из угла, где недвижно сидела Татьяна, донесся прерывистый вздох. Князь вскочил и, отстранив Никитича, вздернул мальчишку на ноги.

— Вести ты мне принес заманчивые, — сказал он, комкая у Гриньки на груди его затасканную голошейку и сурово глядя в покрасневшее от натуги лицо мальчишки. — Сейчас толком объяснишь мне, когда Аристов к Акульке приходит, как, которою дорогою. Сегодня ночью я сам туда пойду… Молчать! — грозно оборвал он единый возглас Никитича и Елизаветы. — Молчать, говорю вам! Ты, Никитич, собери десяток из охраны — самых толковых и надежных. Чтоб оружие досмотрели, чтоб без осечек! К утру воротимся, повязав злодея, дабы не сеял смуту.