Звезда и Крест - [101]

Да ведь это только сказать легко – молись! Как молиться – этого советский офицер, воин-интернационалист, Герой Советского Союза, выпускник академии знать не знал, ведать не ведал. Зашел за советом к отцу Антонию. Тот молитвослов подарил старенький, затертый, напечатанный в Екатеринбургской епархиальной типографии аж в девятьсот десятом году. Форзац незнакомыми именами испещрен, столбцами цифр, которые, как сообразил вскорости, означали годы жизни этих людей. Наказал поп поначалу утренние и вечерние правила читать. Да без запинки. С ударением. Да с поклонами. Вдумчиво. Без спешки. Молитва христианская только на вид проста, а как примешься читать, особенно по первости, язык сам собой заплетается. Буквы вроде и русские, да слова нездешние, из прошлых веков, из миров, советскому человеку неведомых. Но что ж поделаешь, принялся читать. Поднимется пораньше. Встанет в одном исподнем в угол, где вместо образов – тенёта, расписание движения электричек и фотография Нила Армстронга из журнала Life. Молитвослов в руки. Читает. Громко. Как в армии заведено. Поначалу каждое слово во рту раскатывал, привыкал. Вскоре пообвык и читал складно уже больше по памяти. А коли споткнется, по завету священника принимался читать молитву сызнова. Да вот беда: только что слова молитвенные начали выходить у него без запинки, как мысли принялись отлетать в разные стороны, словно мошки. Далеко и от дома этого, и от самих молитв. Как будто душа отлетает. Вновь отправился к отцу Антонию с жалобой на такое странное поведение духа.

– Рассеянность это, – выслушав его, заключил поп, который теперь встречал его, как и положено по чину, в рясе, с серебряным крестом на груди. – Чтобы услышать голос Спасителя, надо иметь особый внутренний слух очень тонкой настройки, надо, чтоб сердце твое, но, прежде всего, душа были готовы Его услышать. Между тем жизнь наша суетная только на то и нацелена, чтобы оглохнуть и не то чтобы особого этого слуха, но и просто внимания к Господу не проявлять. Все вокруг отвлекает нас от Него. И даже добрый лучик солнца на Его лике, по словам опытных старцев, и тот отвлекает! И как тут поступить? Дело это многосложное. Многотрудное. Не каждому по силам. Ведь чтобы услышать голос Христа, надо всякий, даже самый слабый помысел, сверять со Священным Писанием. Обнажи свое сердце. Открой его Христу без малейшей утайки. И вот тогда ты обязательно услышишь голос Бога. И поразишься Его красоте, Его силе.

Всю осень златую и слякотную, позднюю, когда сыплет и тут же тает первый невинный снежок, деревья голы, лист под ногами влажен, тленен, Сашка, заполучив от государства очередной отпуск, сидел в своей Балашихе сиднем, запойно читал. Далекий в прежние годы жизни от духовных исканий, он и представить себе не мог, насколько озадачено ими человечество. Какие умы и тысячу, и две тысячи лет назад терзались над смыслами людского бытия, возникновения мира, сущности и ипостасей Бога, мартирий, метафизики нравственности, любовной алхимии и тонких человеческих переживаний, без которых любая душа не то чтобы потемки – мрак! Сколько книг написано! И прежде всего Книга Книг, без которой и последующие вряд ли бы существовали, Книга, чей текст – не просто слова, но Божественное откровение, голос Того, Кто создал сей мир, без Чьего соизволения не было бы ни Сашки, ни войны, ни самой страны, ни старой подмосковной дачи, ни даже втоптанного в грязь кленового листа.

Библию он читал, долго и тяжело вникая в громадье иудейских имен, местностей Израилевых, вавилонских, египетских, подчеркивая простым карандашом удивлявшие его фразы и стихи. Продирался до самого Нового года через тридцать девять книг Завета Ветхого, а после Рождества и к двадцати семи новозаветным книгам приступил. А поскольку библейские чтения занимали только первую половину дня, то вторая посвящалась агиографии, апокрифам, великим Четьям минеям и даже Киево-Печерскому патерику в переводе Викторовой. Вскоре и само жилище его загородное преобразилось. Эзотерики былой останки в виде карт Таро, спиритических досок, книг колдовских перебрались в коробку из-под телевизора «Рубин», а потом и вовсе сожжены были в очистительном костре на окраине сада вместе с палой листвой и сухими ветвями яблонь. Им на смену – скупаемая частично в антикварных лавках, а частично совсем новая, частными издательствами и монастырями выпускаемая богословская литература. Иконы, по большей части все из тех же лавок антикварных, прикопченные маслом лампад да свечей возжигаемых перед ними не одним поколением безвестных молитвенников, занимали теперь не только красный угол, из которого улетел в мусорное ведро американский астронавт, но и стену над его кроватью, и стену напротив кровати, так что просыпался он и ночь почивал под строгим доглядом святых угодников. Свечи в прибалтийских подсвечниках все же оставил и повсюду лампад в цветном стекле понавешал, отчего жилище его одинокое промозглыми студеными вечерами полнилось теплым свечением.

«Воззови ко Мне – и Я отвечу тебе», – учил Бог Иеремию. Простое это утверждение, которому и по сей день, тысячи лет спустя, мало кто верит, открывало перед всяким человеком не только удивительный, новый мир, но и новое чувство, как если бы он внезапно прозрел, обрел слух, дар речи обрел. А ведь помимо тех, кто не верит, много и тех, кто воззвать не в силах, услышать не способен. Не одни сутки простоишь на молитве коленопреклоненной, горло сдерешь, глаза выплачешь – без всякого ответа. Однако отсутствие ответа в молитвенном труде – тоже ответ. И вовсе не означает, что Бог тебя не слышит. Слышит всегда. Не всегда отвечает. Знать, не хочет душе твоей вреда, коли видит, что просьба твоя ей повредит. Знать, бережет. Голос Божий, Его забота о нас грешных подчас и не видны, и не слышны. В отличие от созданий Своих, Он печется о нас тихо, наполняя всякое действие любовью и тайным смыслом, который понимаем не сразу, а то, быть может, и под конец земного бытия. Бывает и так, что принимаем за Него иные силы и голоса. В особенности когда голоса эти слишком уж громкие и явные, да ведут, как правило, в такие дебри, в такую трясину жизненную, из которой вовек не выбраться. Так и плутает человеческая душа в потемках, так и гибнет, неприкаянная, окаянная.