Звезда доброй надежды - [104]

Корбу стало не по себе от такого скопления людей, и он хотел было незаметно уйти. Но его остановил голос комиссара, стоявшего лицом к двери:

— Вы что хотели?

Шум поутих. Люди недовольно посмотрели в его сторону.

— Так! — словно извиняясь, сказал он. — Я зайду к вам попозже.

— У вас ко мне что-нибудь серьезное?

— Да.

— Так подождите, пока кончим. Какой смысл уходить? К тому же, я надеюсь, наша беседа заинтересует вас.

Корбу прислонился к створке двери, решив подождать. Тем хуже для комиссара, если он решил его задержать. Он не уйдет отсюда, пока не выскажет комиссару все, что у него наболело на душе. Корбу пристально смотрел в глаза Молдовяну, и мысль, что тот может прочесть в них его тайну, доставляла ему дьявольское удовлетворение.

Но комиссару было не до Штефана. Он поднялся и сжал руками край стола. Некоторое мгновение он стоял, склонившись чуть вперед, добродушно улыбаясь и щурясь от густого дыма.

— Нет и нет! — начал он категорично. — Вы не правы, господин Андроне! Вы ясно спросили, во что превратится эта законная и справедливая война, когда она дойдет до границ Румынии. Не станет ли она захватнической, ведь война перейдет на чужую территорию, и, следовательно, не превратится ли она в несправедливую? Не будет ли это противоречить святому принципу советских людей? Может быть, Советская Армия остановится тогда у границ Румынии и согласится на мир?

Люди слушали его с жадным вниманием. Штефан Корбу, признаться, и сам заинтересовался этим вопросом. Им всем не раз приходилось мучиться над разрешением вопроса о будущем Румынии. Не успевали они хорошенько разобраться с одним, как в голове возникали десятки новых запутанных проблем, и они не знали, как выбраться из этих сетей. Желание познать все до мелочей иногда форсировало логику и подгоняло время, им необходимо было понять суть истории, чтобы не остаться вне ее. Странно, что возбуждение Андроне вызывало у Корбу некоторое недоумение.

— Господин комиссар! — поднял Андроне два пальца, как в школе. — Я хотел бы, чтобы вы меня правильно поняли.

— Но вас никто и ни в чем не упрекает! — с улыбкой ответил Молдовяну.

— Это простое недопонимание…

— Которое выражает на самом деле страх многих ваших коллег по казарме.

— Верно! — ободренно воскликнул Андроне. — Люди спрашивают меня, и мне хотелось бы им правильно ответить.

Трудно сказать, какие мысли возникли в этот момент в голове Молдовяну, но взгляд у него был лукавый, улыбка неопределенная, трудно было понять, что он думает.

— Ну, хорошо, можете им сказать прямо: война будет по-прежнему справедливой и законной, так как границы Румынии не являются границами, где кончается фашизм. Ведь эта война ведется не против народа или не ради удовольствия видеть, как под бомбами горит Бухарест или Берлин, а против политического кошмара. Из освободительной войны Советского Союза она превратится в освободительную войну всех угнетенных фашизмом народов. Более того, я осмелюсь добавить, что сама Германия, немецкий народ будут освобождены из-под ига собственного фашизма. Примирение или компромисс неприемлемы. Фашизм должен быть уничтожен там, где он зародился. Такая война может быть только справедливой и законной!

— Но Румыния? — не унимался Андроне. — Румыния разделит ту же самую судьбу?

— Румыния… — задумчиво произнес комиссар. — Мы же говорили о необходимости разграничить Румынию на тех, кто руководит ею теперь, и на народ. Румынский фашизм, Антонеску и его коалиция — да, они разделят ту же судьбу.

— Война все-таки пройдет через нас? — настаивал Андроне.

— Бесспорно, пройдет, В таких ситуациях не делается акробатических прыжков. Все зависит от целого ряда вещей — превратится ли Румыния в театр войны или нет. Предполагаю, что именно этот вопрос волнует ваших коллег! — И Молдовяну снова слегка иронически улыбнулся. — Видите ли, в таких делах сразу не разберешься. От Антонеску Румынии не приходится ждать спасения. Одним словом, он постарается подвести ее к краю пропасти, превратить в театр войны. Но посмотрим, что думает народ в этом отношении. Я полагаю, что, особенно в такой час, он не станет придерживаться решений Антонеску и предложит свое решение проблемы. Об этом мы в прошлый раз говорили. Вы, надеюсь, помните.

— Да! — мрачно пробормотал Андроне. — Но я еще одного не понимаю.

— Все те же опасения ваших коллег?

— Вот именно.

— Слушаю вас.

— Что будет с Румынией после окончания войны? Какую форму управления ей навяжут?

Молдовяну рассмеялся. Засмеялись и другие старые антифашисты. Этот вопрос был ясен им как день.

— А зачем навязывать? — удивился комиссар. — И кто станет навязывать?

— Люди говорят.

— А вы им ответьте, что Советскому Союзу не свойственно вмешательство в дела других стран. Каждый народ поступает по своему разумению.

— А все-таки вы как думаете?

— Эх, господин Андроне, я же не пророк! Сам народ решит, что делать. Кто будет расплачиваться за все страдания, кто будет залечивать раны? Вот что беспокоит ваших коллег. Ну хорошо, дай бог нам вернуться живыми и здоровыми с войны, вот тогда мы и скажем свое слово.

На мгновение Андроне охватил панический страх: