Звезда для Наполеона - [12]

– Он играет! – процедила она сквозь зубы. – Он играет, а я… я жду…

Она почувствовала, как в ней неудержимо закипает гнев. Тетка Эллис ценила учтивость превыше всего, и она не потерпела бы подобного поведения со стороны Франсиса. А герои романов тем более так не поступали. Это был, конечно, незначительный инцидент, но он подтверждал пустоту, оставленную после себя старой девой, и одиночество племянницы.

«У меня есть только он, – подумала она с горечью. – Как он не понимает этого? Я так… так нуждаюсь в нем!»

Она с силой зажмурила глаза, чтобы удержать набежавшие слезы. Не имея терпения в числе своих главных достоинств, она боролась с желанием броситься вниз и вырвать своего мужа из общества Бофора, настолько ее раздражала мысль, что он теряет время с американцем. Уже то, что Бофора пригласили провести ночь в замке, было само по себе неприятно. У Марианны было ощущение, что с его появлением что-то нависло над домом: если не угроза, то по крайней мере предчувствие ее. Возможно, в этом виновата антипатия, которую он вызывал у нее, но, хотя она и пыталась успокоиться, это смущение не проходило.

– Может быть, вы позволите помочь вам лечь в постель? – раздался позади нее робкий голос мистрис Дженкинс. – Будет лучше… более прилично, если вы будете в постели, когда придет милорд.

– Когда он придет? – бросила злобно Марианна. – Только придет ли он?

Она страдала одновременно и от уязвленной гордости, и от любви.

Неужели она значила так мало в глазах Франсиса? Может быть, у него была совсем иная концепция любви, не такая, как у семнадцатилетней девушки?.. Тут она почувствовала жалость к Дженкинс, которая со страдающим видом наблюдала за ней.

– Мне совсем не хочется ложиться, – добавила она со спокойствием, стоившим ей немало усилий. – Я лучше побуду на ногах. Но вы, моя дорогая Дженкинс, идите спать. Я… я немного почитаю…

В подтверждение этих слов она взяла наугад книгу из шкафа, умостилась в кресле и послала мистрис Дженкинс улыбку, которая, однако, не могла обмануть ту. Она слишком хорошо знала Марианну, чтобы не догадаться, когда та пытается убедить других в том, во что не верит сама. Но уже и это было хорошо, что молодая женщина показывает образец достойного поведения в тот момент, когда, по мнению Дженкинс, ее супругу его явно недостает. Она больше не настаивала, сделала реверанс и после торжественного «спокойной ночи, миледи», ласково улыбаясь, удалилась.

Едва за ней закрылась дверь, как Марианна швырнула книгу в угол и залилась горькими слезами.

Неужели партия в карты может так долго продолжаться? Два часа спустя Марианна уже проделала все, к чему могли побудить ее разочарование и растущая нервозность. У нее дрожали ноги от непрерывного метания по комнате, носовой платок был изорван зубами в клочки, лицо пришлось умыть, чтобы избавиться от следов бесконечных слез… Сейчас, с сухими глазами и горящими щеками, она призналась себе, что ей страшно…

Такое опоздание необъяснимо! Никакая карточная игра не могла служить оправданием в свадебный вечер. Возможно, с Франсисом что-то случилось… И в воображении девушки стали возникать одно за другим самые ужасные предположения… Может быть, он заболел? Ее охватило непреодолимое желание бежать вниз, чтобы посмотреть, что с ним такое. Но на пороге остатки самолюбия удержали ее. Если действительно Франсис занят в салоне этим глупым вистом, она оказалась бы в смешном положении.

Взяв себя в руки, новобрачная решила сделать единственное в этом положении, что не уронило бы ее достоинства: запереть дверь, лечь в постель, потушить свет и спать… или хотя бы представиться спящей, ибо вряд ли гнев и обида дадут ей заснуть.

Повсюду в доме царила тишина. Сквозь полуоткрытое окно доносились шумы засыпавшей усадьбы. Крик запоздалого козодоя послышался в глубине леса. Марианна подошла к двери, задвинула засов и, сбросив на бегу халат, бросилась в кровать. Но едва она успела опустить свою темную голову на кружевную подушку, предварительно сбросив презрительным жестом предназначавшуюся Франсису на пол, как в дверь тихо постучали.

Бешеные удары сердца сотрясали ее грудь, и она замерла, не зная, что предпринять. Она разрывалась между злостью, предлагавшей ей притвориться спящей и не открывать дверь, и любовью, толкавшей ее с распростертыми объятиями навстречу тому, кого она так ждала. Стук повторился… Марианна не могла больше выдержать. Соскользнув на пол, она босиком побежала к двери, открыла ее и… отшатнулась с возгласом изумления. На пороге стоял не Франсис, а Язон Бофор.

– Могу я войти на минутку? – спросил американец, показывая в улыбке крепкие белые зубы. – Мне надо поговорить с вами.

Сообразив внезапно, что прозрачность ночной рубашки практически не скрывала тайн ее тела, Марианна с криком ужаса бросилась к своему халату и торопливо надела его. Когда она исчезла в волнах кружев и батиста, она достаточно успокоилась, чтобы встретить лицом к лицу нежданного гостя. Она была до того разъярена, что голос ее звенел от гнева, когда она спросила:

– По-видимому, посещение в подобный час вам не кажется неуместным, сударь, иначе вы не посмели бы стучать в мою дверь. Что вы можете сказать достаточно важного, чтобы оправдать свой поступок? Я жду моего мужа и…