Звезда Дэвида - [2]

— Папа?

Он закрыл глаза, откинул голову назад, чувствуя, как сердце расширяется почти болезненно. Волк боролся с человеком, который знал, что дочь его ненавидит. Никогда не хотела увидеться с ним, никогда. Она присутствовала при смерти матери.

— Стелла? — Он себе представить не мог, что могло заставить ее прервать почти сорокалетнее молчание. — Как ты там? Что-то случилось?

Кого-нибудь для нее убить? Взорвать здание? Хоть что-нибудь для нее сделать.

Она проглотила слюну — слышно было по телефону. Он ждал, что сейчас она повесит трубку.

Но она заговорила снова, четким деловым голосом, и страдание, которым было окрашено слово «папа», в нем не слышалось.

— Я подумала, не мог бы рассмотреть мою просьбу об одном одолжении?

— Что именно тебе нужно?

Он мог бы гордиться, каким ровным голосом спросил. Всегда лучше знать, во что влезаешь, сказал он себе. Ему хотелось крикнуть, что пусть просит чего угодно, но он не хотел ее пугать.

— Я руковожу ведомством, которое определяет детей в приемные семьи, — сказала она, будто он этого не знал. Будто братья не сказали ей, что он выжимает из них подробности о том, как она живет и что делает.

Он надеялся, что она не узнала о судьбе своего экс-бойфренда, который не хотел от нее отлипать. Нет, убивать его не пришлось, хотя явная готовность это сделать помогла убедить бывшего, что он очень хочет переехать на жительство в другой штат, не оставив адреса.

— Я знаю, — ответил он, потому что она, кажется, ждала ответа.

— Тут одна вещь… — Она запнулась. — Знаешь, это была не лучшая мысль.

Он снова ее терял. Глубоко дыша, чтобы не поддаться панике и ни в коем случае не выразить ее голосом, он спросил:

— Может быть, ты все-таки мне расскажешь? Или у тебя есть какой-то лучший вариант?

— Я все помню. Я помню, как ты вот так говорил с мамой. Она была на грани истерики, готовая швыряться книгами или посудой, а ты спокойно садился и говорил: «Может быть, ты все-таки мне расскажешь?»

Она хочет говорить о матери? Сейчас? О том единственном разе, когда ему надо было сохранять спокойствие — и не получилось? Он сам не знал, что он вервольф, пока не оказалось слишком поздно. Пока не убил свою жену и любовника, которого она завела, пока Дэвид сражался за Бога и Родину, которые оба его забыли. Она подождала, пока он вернулся домой, и тогда сказала, что уходит. Это была ошибка, о которой она не успела пожалеть. Зато ему теперь придется сожалеть вечно.

Он никогда о ней не говорил. Никому. Не говорил ради Стеллы, но она и так знала. Это случилось при ней.

— Ты хочешь поговорить о матери? — спросил он, и голос понизился до рокота, как всегда, когда пытался проснуться волк.

— Нет, не в этом дело, — сказала она поспешно. — Совсем не в этом. Ты прости, я зря тебе позвонила.

Она собиралась повесить трубку. Дэвид собрал тяжким трудом выработанное самообладание и заставил себя думать быстрее.

Сорок лет жизни охотника и предводителя научили его читать между строк. Если удастся отвлечься от того, что она — его дочь, он сможет разрулить ситуацию.

Она напомнила про ведомство попечения о сиротах так, будто это было важно. Значит…

— Дело в твоей работе? — спросил он, пытаясь сообразить, зачем социальному работнику мог бы понадобиться вервольф. — Кто-то… — Клайв ему говорил, что его дочь предпочитает не упоминать вервольфов. А если дело в чем-то сверхъестественном, то ей придется об этом говорить. — Кто-то тебе досаждает?

— Нет, ничего похожего. С одним из моих мальчиков беда.

Стелла никогда не была замужем, и детей у нее тоже было. Брат объяснял это тем, что у нее и без того подопечных больше, чем она может справиться.

— Один из сирот?

— Девонт Пэриш.

— Он из твоих подобранных?

Стелла не могла видеть брошенного котенка, щенка или ребенка, чтобы не притащить домой. Обычно она их мыла и отсылала домой накормленных и забинтованных, но некоторых оставляла себе.

Она вздохнула:

— Приехал бы ты посмотреть. Завтра можешь?

— Я буду, — пообещал он. Получить разрешение от местных стай займет несколько часов: вервольфу путешествовать непросто. — Где-нибудь после обеда. Тебя можно будет найти по этому номеру?

В аэропорту он не стал брать такси, а арендовал машину. Могут быть трудности с парковкой, но машина давала мобильность и нечто вроде конфиденциальности. Если дочери нужна только эта работа, а трубку мира курить с ним она не собирается, то свидетель в виде таксиста совершенно не нужен. И при свидетеле будет труднее себя контролировать, а девочка не должна больше видеть, как он теряет самообладание.

Он ей позвонил из аэропорта и понял по голосу, что она уже не раз и не два передумала.

— Послушай, — сказал он ей наконец. — Я все равно уже здесь. Давай приеду посмотрю на мальчика и с ним поговорю. Где мы встретимся?

Он не мог не узнать дочь, хотя и не видел ее с той ночи, когда убил жену. Девочке тогда было двенадцать. Сейчас перед ним была взрослая женщина с серебряными нитями в блестящих черных волосах. В последний раз она была еще чуть кругленькая и пухловатая по-детски, а сейчас в ней не было ни малейшей дряблости. Мускулистая и сухощавая — в него.

Много воды утекло, но он бы узнал ее безошибочно. У нее были его глаза, вставленные в лицо матери.