— Это верно. Я — единственный среди них, кто все это знает.
— Тогда скажите, ради любопытства, как бы они добрались домой, если бы вас случайно убил опард?
— С этим справился бы автопилот. Нужно было только задать координаты цели, и корабль доставил бы их в любую цивилизованную систему. Ваш священник, бывавший на кораблях, должен это знать. Очевидно, вам требуется какой-то другой вид пилотажа?
— Да. Но главное — некоторая подробная информация о двигателях.
— Скажите, зачем и что. Возможно, я дам вам эту информацию.
Андреас, казалось, тягуче-долго всматривался в Шенберга, словно проницая его, стараясь уловить меру правдивости его слов.
— Возможно, это было бы лучше всего. — Старый священник вздохнул. — Возможно, другие способы… скажи, боишься ли ты пыток?
Шенберг, полуприподнявшись и подавшись вперед, пылающим взглядом впился в лицо священника.
— Священник, в том мире, который держит внутри себя вашу планету, я человек весьма влиятельный. Ты думаешь, что кто угодно может владеть звездным кораблем и летать на нем по своему усмотрению? И я принял меры перед тем, как покинуть Землю, чтобы в интересах весьма решительных и могущественных лиц было позаботиться о моей неприкосновенности и даже отомстить, если мне будет причинен вред. Если я исчезну, погибну. И эти люди знают доподлинно, где я сейчас нахожусь, и когда должен я вернуться. За каждую долю боли, которую вы мне причините, тебе придется испытать две, или десять. Мои друзья не оставят камня на камне от вашего Храма или всего города, если вы нас вынудите. И не пытайтесь более меня запугать!
Они все еще смотрели друг другу в глаза, когда в дверь постучали и вошел один из членов Внутреннего Круга, подав кивком головы знак Андреасу. Какие-то дела призывали Священника.
Вздохнув, Высший Священник поднялся. Улыбнувшись, он склонил свою черепоподобную голову, словно отдавая салют Шенбергу:
— Тебя нелегко испугать, инопланетчик. Тем не менее, это мне кажется достойным испробовать. Подумай пока над моими словами, а вскоре мы вновь встретимся.
…
Суоми был испуган. Он не просто боялся солдат Андреаса, захвативших вчера корабль, Барбару и, несомненно, без труда взявших в плен четырех остальных ни о чем не подозревающих инопланетцев. Нет, ночь, проведенная в зарослях, дала Суоми время подумать.
Несколько часов назад он покинул чащу, где укрылся вчера после обессилевшего его бега. Сейчас он скорчился под жалким укрытием какого-то жидкого кустообразного растения, рядом с поднимавшейся к храму дорогой, наблюдая и ожидая. Чего? Он и сам точно не знал. Он смутно надеялся выследить какого-нибудь одинокого путешествующего, с которым мог бы заговорить в надежде на какую-то помощь. Другая воображаемая счастливая случайность — продовольственный караван, вроде тех, что он уже видел. Вдруг мешок с плодами или корзина с мясом опрокинется и, незамеченная, останется лежать на дороге, где он сможет ее стремительно подобрать. Ему до сих пор не удалось найти в зарослях ничего пригодного для еды и, как следствие, он вынужден был поститься уже более стандартных суток. И еще он страдал от жажды, несмотря на дождевую воду, которую слизывал с листьев. И после вчерашнего падения он сильно хромал. Его сильно беспокоила спина, и он опасался, что ссадина на ноге могла стать рассадником инфекции, несмотря на необходимые иммунные прививки, сделанные на Земле.
Во время вчерашнего панического бегства он зарылся в такие густые заросли, что, казалось, мог бы скрываться здесь многие дни, необнаруженный, пока преследователи не выделят сотню человек для прочесывания леса. Но, очевидно, преследователей у Суоми не было. На этой чужой планете ему в буквальном смысле некуда было податься. И он подозревал, что его продолжительная свобода, если так можно ее назвать, своим существованием была обязана отсутствию особого стремления выследить его. Он не обольщался надеждой, что воины Хантера очень боятся его ружья, значит, они просто на него не охотились. Очевидно, происходит что-то более важное.
Он покинул заросли, уяснив, что здесь ему больше делать нечего, и нужно было предупредить остальных… Иногда его посещало чувство, что все это — одна громадная шутка… но потом он припоминал свои мрачные мысли предыдущей ночи и чуть вздрагивал в теплоте наступившего дня. Боялся он не только за себя, но и за тех, кто прилетел с ним с Земли. Память его отлично сохранила картину расколотого панциря робота, осколки его начинки, усеявшие все вокруг. И там, вместе с кустарно сделанными частями, было еще кое-что…
— Спокойно, инопланетец, — сказал тихий, дружелюбный голос у него за спиной.
Суоми, словно пружина, развернулся, направив ствол ружья на довольно низкорослого человека с песчаного цвета волосами. Тот стоял метрах в семи от Суоми, подняв мускулистые руки, вне всяких сомнений, демонстрируя свои мирные намерения. Одет человек был в серый балахон, который Суоми видел на рабах Горы Богов. За веревку, служившую ему вместо пояса, была засунута массивная свинцовая бита. Тот, кто добивал упавших гладиаторов. Но Суоми показалось, что тот раб был еще ниже ростом, и лицо у него было далеко не такое открытое и приятное.
