Звезда Берсеркера - [237]

Нет сомнений, что четверка гостей получила экстраординарно гостеприимную встречу. Шенбергу неизбежно придется согласиться выполнить просьбу хозяев, когда настанет черед быть этой просьбе предъявленной.

Пир был разнообразен и превосходен, хотя Шенберг, получив вежливое объяснение Андреаса, посоветовал своим спутникам не пробовать некоторые блюда и не прикасаться к ферментированному молоку, которое вносили в больших кувшинах.

— Для наших земных желудков будет лучше, если мы сегодня ограничимся чистой водой. Если Торун не возражает.

Андреас благосклонно помахал рукой.

— Торун к таким мелочам равнодушен. Чистая вода — это всегда хороший напиток для воина.

Шенберг потягивал воду из золотой чаши.

— Я с нетерпением ожидаю следующего круга Турнира.

— И я тоже. Очень рад, что наши интересы совпадают. К сожалению, дела не дали мне возможности увидеть пока что хотя бы один круг, — отвечал Андреас.

— О, я прекрасно понимаю, что это такое — дела!

Селеста постукивала под столом ногой. На сцене появились танцовщики и она рассматривала их с профессиональным интересом. Танцовщики были хороши, и юноши, и девушки. Представление было очень примитивным, по стандартам Земли, и слишком эротичным в отдельных местах, но полным энергии и хорошо отрепетированным. Мужчины-хантерийцы за столом наблюдали за представлением с некоторой мрачностью или вообще не смотрели на танцующих. Наверное, подумал Шенберг, какие-то разряды священников здесь обязаны хранить безбрачие. Позднее он, возможно, задаст этот вопрос. Впрочем, какое это имеет значение? Половые отношения на любой планете — это всегда еще более чувствительный предмет, чем религия, которую эти религиозные лидеры явно принимают не очень серьезно.

Для гостей все было ново и интересно, и вечер пролетел незаметно. Была уже поздняя ночь, свечи догорали, и танцоры в буквальном смысле падали от потери сил. Шенберг сообщил хозяевам, что настало время возвращаться на корабль.

Андреас вежливым жестом выразил неодобрение.

— Ваши постели уже готовы. Одна из танцовщиц разделит с вами ложе, если захотите.

— Ваше предложение крайне приятно. Но меня беспокоит положение дел на корабле.

— Оставайтесь здесь. Проведите ночь под крышей Торуна. У нас с вами есть многое, о чем можно говорить. К тому же ночью взбираться на такую высокую скалу — крайне неприятное занятие

Шенберг не стал долго раздумывать.

— Мы с радостью принимаем ваше приглашение. Но прошу простить, я должен переговорить с теми, кто сейчас в корабле.

Он снял с пояса коммуникатор, включил его, подождал ответа. Ответа не последовало. Он поднял устройство ко рту и позвал:

— Суоми?

— Оставайтесь здесь, — сказал Андреас с мрачной улыбкой. — Утром я попытаюсь облегчить вам встречу с этим человеком.

— Утром… я не понимаю.

— Дело в том, что человек, которого вы оставили охранять корабль, покинул свой пост и в страхе бежал во время последнего круга Турнира. Я не хотел вас напрасно тревожить, но мы пока еще не смогли его обнаружить.

Шенберг сел прямо, окинув Андреаса своим коронным взором миллиардера.

— А корабль?

— Корабль мы охраняем. И внутри и снаружи он останется в полной сохранности. Никто не приблизится к нему без моего разрешения. Я просто настаиваю — вы должны остаться на ночь у нас.

8

Вскоре после рассвета, на другой день восьмерых уцелевших в Турнире Торуна разбудил пришедший раб.

Джофф Хитрый проснулся тут же, едва лишь его потянули за край одежды. Он перевернулся, тут же вспомнил, где находится, и полностью пришел в себя. Сев, он протер сонные глаза, посмотрел вокруг и объявил во всеуслышание:

— Наш лагерь с каждым днем все меньше и меньше.

Хотя все уже, в основном, проснулись, никто ничего не ответил ему тотчас. Как и Джофф, они спали, просто завернувшись в одеяла и одежду, и теперь медленно выползали в свет дня, будто насекомые из коконов. Ночью прошел легкий дождь, было серо и уныло.

Прошедшим вечером восемь воинов расположились на ночной отдых довольно тесным кружком, словно по невысказанному общему соглашению, словно им всем угрожала какая-то внешняя опасность. Пространство, ими теперь занимаемое, в самом деле казалось крохотным в сравнении с первым лагерем, далеко внизу, у реки.

Когда Джофф поднялся, то внизу ему открылся вид на реку, петля за петлей уходившую в даль утреннего тумана. Поля образовывали неправильные четырехугольники. На миг — всего на миг — он вдруг пожелал, и очень сильно пожелал, с интенсивностью физической боли, снова оказаться в далекой своей провинциальной деревне, где он когда-то тупо ковырял плугом землю.

Так давно это было.

Омир Келсумба, чернокожий и громадный, стоял в нескольких шагах от него, готовясь опорожнить вниз по обрыву содержимое своего мочевого пузыря. Рабы не успели выкопать для них латрину — большая их часть вчера пополудни была неожиданно отозвана по какому-то важному делу. Омир, через плечо, ответил, наконец, Джоффу:

— Сегодня вечером нас будет вдвое меньше, но что с того? Скоро почти все мы окажемся в Зале Торуна, а там места хватит для любого.

— Хорошо сказано, — прокомментировал Фарли Эйкоский, выпрямляясь во весь свой большой рост. Потом он согнулся и, ловко действуя покрытыми веснушками руками, принялся свертывать свое одеяло. Как и его оружие, одеяло было богатым, из дорогой теплой ткани с меховой оторочкой.