Звезда балета - [5]

– Действительно, в наши дни люди не следят за тем, что говорят. Позор! – непререкаемым тоном заявила тетушка Бэтлшип. – Что касается имени девочки, то она должна называться Сирен по бабушке и Гарриет по отцу, Гарри.

И девочку назвали Сирен Гарриет. Те ножки, которые признали самой красивой частью ее тельца, были по этому случаю обуты в белые шерстяные сапожки с розовыми отворотами и завязками. Однажды, когда эта нарядная обувь уступила место мягким башмакам с четырехугольными носками и со шнуровкой, зашедший в детскую гость любезно воскликнул:

– Сирен Гарриет Мередит? Какое красивое имя у вашей девочки! Как оно журчит! Совсем как речная струя!

Так появилось ее уменьшительное имя. Много лет спустя ему предстояло красоваться на театральных афишах. Этому многозначительному, единственному, интригующему слову суждено было выделяться черными буквами на оранжевом и розовом фоне. Оно должно было известить всех о появлении новой молодой балерины: – Риппл…[4]

III

Современный специалист по вопросам женского образования не одобрил бы воспитания, полученного Риппл Мередит. Родители ее не могли себе позволить отдать девочку в школу, так как их одолевали заботы о ее братьях. Отец научил Риппл плавать, играть в теннис и танцевать вальс. Мать время от времени давала ей уроки. Но у нее было слишком мало для этого времени – все из-за тех же мальчиков, которые один за другим появлялись на свет.

У Риппл было пять братьев: Джеральд, Минимус, Бенджамин, Ультимус и Рекс.

Сколько требовалось усилий и ухищрений, чтобы учить всю эту ораву в подготовительной и средней школе и снабдить их невероятным количеством одежды! Даже в те дни, когда цены на башмаки для футбола и на фланелевые костюмы для крикета не были так высоки, как теперь, сестре этих мальчиков приходилось довольствоваться в юности дешевыми бумажными чулками (чинеными-перечинеными), дешевыми отвратительными башмаками из оксфордской кожи и такими же платьями. Шляпы девочки, особенно жалкие, всегда имели такой вид, как будто их приобрели в последний день на какой-нибудь благотворительной распродаже.

Много, много лет спустя Риппл упрекали за ее действительно безумные траты на шляпы.

– Я знаю, – отвечала она на это. – Я, кажется, совсем теряю голову, когда покупаю шляпы или обувь. Мне хочется купить обязательно самые красивые, самые дорогие. Я не могу остановиться. Не знаю, почему.

Разгадка кроется в тех уродливых шляпах и бесформенных изношенных башмаках, которые носила Риппл в юные годы.

IV

По обычаю того времени, все остальное отступало на второй план, когда речь шла о будущем мальчиков. Считалось, что это правильно, что иначе и не может быть. Так думали муж и жена Мередиты, сами мальчики, сама Риппл и тетушка Бэтлшип, которая до известной степени была опорой семьи.

Тетушка Бэтлшип получила свое прозвище за фигуру и манеру одеваться. Она была высокая, властная и надевала на себя сразу столько ткани, что из нее в наши дни можно было бы выкроить платья для трех женщин. В таком наряде хозяйка поместья расхаживала по своему старинному дому и по саду, всей своей массой выступая вперед, как боевое судно, выходящее в море. Так же шествовала она и по жизни.

В глубине души тетушка Бэтлшип никогда по-настоящему не любила Риппл. Может быть, не могла простить ей, что та появилась у нее на балу без приглашения, что, по моральному кодексу тетушки Бэтлшип, было одним из наитягчайших преступлений. Из всей семьи Гарри она испытывала некоторую привязанность только к мальчику Ультимусу. Однако она внешне ласково относилась и к дочери Гарри. Постоянно делала ей одобрительные замечания, подчеркивая, как приятно ее матери иметь дочь, которая может оставаться с ней дома и служить ей поддержкой и утешением.

Когда у нее бывали гости, она часто приглашала Риппл к себе пить чай и играть в теннис, ибо, несмотря на все свои предрассудки, была женщиной доброй. Однажды она даже пригласила к себе на целых шесть недель худого болезненного юношу, ученика средней школы, которому пришлось оставить школу из-за внезапной эпидемии кори. Тетушка Бэтлшип сделала это, хотя юноша находился лишь в отдаленном родстве с Бекли-Оуэнами. Она старалась также, чтобы соседи приглашали его играть в теннис и ловить рыбу.

Тетушка Бэтлшип послала записку семье Мередитов, где писала, что ей было бы приятно, если бы дорогая Риппл приезжала к ней каждый день поиграть в теннис и за отсутствием мужской молодежи была подругой Стефана Хендли-Райсера. Стефан и был тот самый мальчик, который вбежал в бальный зал в ночь рождения Риппл. Теперь он кончал среднюю школу и вынужден был пропустить треть учебного года «из-за этой противной кори». Ко дню рождения Риппл, когда ей исполнилось пятнадцать лет, ему минуло семнадцать.

V

Даже в этом обычно ужасном возрасте, когда руки, ноги, все тело и черты лица еще по-разному и несогласованно развиваются, Риппл уже была гармонично сложена. Ее скромная одежда не могла скрыть торжествующей девичьей грации. Семья девочки, как это нередко случается, считала ее довольно некрасивой. Конечно, мальчики выглядели гораздо лучше: у таких братьев, как Джеральд, часто бывают некрасивые сестры! По общему мнению, у нее хороши были только волосы, темные, густые, шелковистые и очень длинные, ибо в то время девушки еще не ходили стриженые. Темные косы Риппл спускались гораздо ниже пояса.