Звезда Аделаида - 2 - [65]

Поттер же не умолкает со своим нытьём:

- Я же только обжирал тебя, Сх`э-вэ-ру-у-с-с, благородный рим-ла-нх`ын-ин, хавал твою долю жратвы. Мне так стыдно.

- Да что, взбеленились, что ли все сегодня со своим «мне жалко», «извини», «не смогу смотреть вкакие-то там светоносные, кажется, и ещё какие-то глаза» и тому подобной ерундой?! Аж самому тошно делается, хотя и без того уже чувствую себя херово.

Поесть бы надо, Сев, тогда и полегчает, тиогда не будешь злиться на весь мир. Точно - поесть! Хотя… Пока жратвы дождёшься, в голодный обморок упасть можно. Хорошо хоть, легионеры нам с Квотриусом и этим третьим, примазавшимся нытиком, шатёр уже расставили, и мы с Поттером утаскиваем моего брата в шатёр, застилая его вонючими овечьими шкурами.

А всё же Квотриус не прав - единственное, что в этом «рабе» красивого - его глаза… Да тот взгляд, которым он на меня время от времени посматривает, словно прося, словно умоляя о чём-то, чего и сам не знает из-за своей невинности. Ну, что такое онанизм, вдруг пришедший ему в голову, скорее, нет, в головку? Так, пустяк по сравнению с тем, чем мы занимались с Квотриусом до его ранения Волдемортом.

Снейп отправился на край лагеря, поближе к стойбищу х`васынскх`, в котором жизнь кипит, как вода в судаториуме, все зачем-то бегают, как оголтелые, большинство - женщины, дети и подростки. Взрослых мужчин немного - неужели их всех глупый Х`ынгу собрал в том отряде, который легионеры подчистую вырезали?

- Но ведь и я убил многих и ранил ещё больше, да ещё почти до смерти. Как неумно и неприятно всё это, - думает Северус, куря творимые без особых затрат магии эрзацы сигарет.

Они почти столь же безвкусные, каковой стала и его жизнь с появлением в ней «Гарольдуса Цеймса» Поттера…

Казалось бы, к счастью, глядя пустыми, без единой мысли, глазами в такое же пустое, бессмысленное небо, ещё не совсем пожухлом, он по запаху, столь памятному, находит в разнотравье, в котором он развалился, весёлую травку анг`бысх` - она, наверняка, придаст голодному, вымотанному и физически, и магически Северусу силы, как воинам х`васынскх`. Главное - не съесть слишком много, а то станет ещё, как берсерк и слишком мало, чтобы «захотелось детей». Вкус, надо отметить, у травки отвратительный - горечь и кислятина, зато через пару минут приходит… неожиданное для истощённого организма вожделение, да какое сильное! Сейчас Северус готов для того, чтобы отыметь любого легионера, не обращая внимания на его внешность и происхождение.

Но граф Снейп вновь противится в Северусе - ему подавай высокорожденного патриция и всадника одного с ним лет! Но вот вожделение нарастает до таких высот, что Снейпу стагновится всё равно, с кем сношаться.

Эх, сейчас бы, хотя бы, Квотриуса сюда, Северус бы натешился с ним, заодно сняв страшное напряжение, сейчас сковывающее его тело. Да кого угодно, даже хоть грязного Поттера, который так заискивающе посматривает на Северуса, словно он чего-то хочет, а чего - сказать не может. До чувствительного носа Северуса даже отсюда, издали, доносится будоражащий запах готовяхщихся баранов, и возбуждение достигает пика, когда приходит Квотриус. Сам приходит… Ну, что ж, напросился.

… Освободившись от лорика, Квотриус искал Северуса по всему лагерю, ноздри его щекотал запах жарящегося мяса - последние бараны. А потом - в бой, за новыми рабами и рабынями, скотом, иными, неживыми трофеями - их должно быть здесь, в этом стойбище варваров довольно, судя по рассказу Северуса со слов свободного человека Гарольдуса. А ещё была битва сия с богато наряженными воинами. На колесницы сложили даже их, тонкой работы, шерстяные, длинные плащи. Так они были хороши, что и себе пойдут. Обо всём этом разузнал Квотриус, враз пришедший в себя в шатре в полном одиночестве, если не считать этого извечного спутника жизни - Гарольдуса. Потому-то Квотриус и отправился искать высокорожденного брата.

Этот Гарольдус столь невовремя вмешался в жизнь братьев и по велению Северуса остался жить не среди рабов, а в их шатре, лишая Квотриуса и малой доли хотя бы жарких поцелуев возлюбленного брата, что Квотриус возненавидел бывшего раба гвасинг. Да, несмотря на его помощь в местонахождении стойбища его прежних Господ. Потерял Квотриус северного ветра своего - проводника в мире кромешной тьмы, куда проваливался он, будучи раненым. Нигде не нашёл полукровка брата своего и Господина и направился по наитию некоему, неведомому, на край лагеря, к дозорным. Расспросил их о Северусе - не видали ли его? - но нет, никто не видывал. Что же он так затаился, словно укрывшись от брата возлюбленного своего? И зачем? И к чему?

Вдруг на краю лагеря, самом близком к становищу х`васынскх`, куда даже дозорного не поставили - опасно излишне - увидел - трава помята так, словно лежит там тело.

Северус!

В поменявшей цвет тунике своей, ладной, теперь тёмно-бурой, а не чёрной, как прежде была, с серебристыми, блистающими краями и по подолу и по горловине… Боги милосердные и грозные! Вся его туника в крови, своей ли? Вряд ли - вот же он, живой, поднимается и стоит, как всегда, прямо, и дым идёт из его рта и носа. А-а, ароматные трубочки, запах коих я так люблю и мечтаю воскурить! Значит, это кровь воинов гвасинг. Скольких же он проколол своим мечом диковинным, пока лежал я без сознания - о, стыд! Ибо подо мною лежала волшебная палочка брата моего высокорожденного… там, в «том» времени, коя так помогла бы ему в схватке с врагами - не пришлось бы ему воевать одними рапирой и пуго, вместо которого взял бы он в руку свою её, заветную.