Зверолов - [8]

Сразу стало видно, что клыкожор — никудышный охотник. Безглазый, коротколапый, еле ползающий, он вряд ли смог бы поймать кого-нибудь более проворного, чем морская звезда. Но ему это и не требовалось. Клыкожор просто полз вперед, оставляя за собой метровую полосу голой земли. В качестве способа выживания этот вид избрал абсолютную всеядность.

Троост с большим интересом наблюдал за тем, как клыкожор наткнулся на довольно крупное дерево и начал невозмутимо его глодать — с корой, с ветвями. Впрочем, скоро он насытился — при всем желании этот зверь не мог поглотить целое дерево. Но уходить не стал — улегся в теплую грязь и задремал, ожидая, пока вернется чувство голода.

Там его и взял Троост. Подошел сзади, накрыл лучом стопера и усадил в пузырь. Пузырь на сей раз получился особенно большой — в клыкожоре было два метра с гаком. Весил же он целую тонну — антигравитант пришлось выкрутить на максимум, чтобы поднять в воздух такую тушу. Еще чуть-чуть тяжелее, и пришлось бы лепить второй.

Решив, что на сегодня достаточно, Троост погрузил добычу в флаер и полетел обратно к «Нимроду». Дрона-охотника он оставил на озере, поручив довыполнить план по гигантским волосатым жабам — и чтобы непременно был еще хоть один самец.

Порядком уставший, всю дорогу до корабля зверолов продремал. Из-за разницы в часовых поясах к «Нимроду» он прилетел задолго до рассвета, но ложиться спать не отправился. Ему нужно было устроить, осмотреть и накормить свежую добычу.

Первоочередная задача при поимке зверя — обеспечить ему пропитание. Корабельный биорепликатор может произвести любую субстанцию, но вначале ему нужен образец. Непривычную пищу большинство животных принимать отказывается, и порой приходится попотеть, чтобы выяснить, какую диету предпочитает очередной пленник. Да и после этого проблемы не всегда заканчиваются.

Например, летучие рыбы ловят крошечных насекомых — над килимскими морями их вьются целые тучи. Биорепликатор может синтезировать хоть тонну мошек, но он не может сделать их живыми. Это просто точные копии их телец. А летучие рыбы привыкли кормиться именно живой пищей, причем порхающей — на мотыля и дафнию они даже не посмотрят.

Для таких избалованных были разработаны специальные корма-обманки. Синтезируется самый обычный комочек протеина в форме какого-нибудь комара. Со всеми необходимыми витаминами и добавками, а еще — с крошечной полостью внутри или спинным пузырьком, заполненным водородом или гелием. Иногда вместо этого немного меняется форма крыльев, образуя небольшой слюдянистый «парашютик». Подается корм через трубу с обдувом, что позволяет ему «летать». Летучие рыбы кушают такую синтезированную мошкару с аппетитом.

Или взять килимского москита-дракулу. Нетрудно догадаться, что питается он кровью. И крови ему нужно много — москит-дракула охотится на крупных травоядных, потребляя за раз до трехсот граммов. Синтезировать нужные ему плазму и гемоглобин несложно, но из блюдечка он пить не станет. Москит-дракула просто не поймет, что вот эта красная жидкость и есть его любимое лакомство. В природе он же не встречается с ней в таком виде.

Так что кровь приходится синтезировать в оболочке. К счастью, москит-дракула не требует делать ее движущейся — достаточно просто волосатой «кровяной колбасы» с характерным запахом.

Но гораздо хуже, когда неизвестно, чем именно животное питается. Весь следующий день Троост промучился, заставляя гигантских волосатых жаб есть, но они упорно отказывались отведать хоть что-нибудь. Они даже шевелиться отказывались. Просто сидели неподвижно в своем аквариуме и лишь время от времени приглушенно бурчали.

Им не понравилась ни мелкая рыбешка, ни мучные черви, ни водоросли, ни пресноводные крабы. Дрон-охотник принес целый мешок того, что водится в озере Лезирович, но ничто из этого жаб не соблазнило. Они пялились на Трооста с нескрываемым отвращением и продолжали поститься.

Та же проблема оказалась и с крысами-летягами. В отличие от жабы, они носились по вольеру как угорелые, то и дело взбираясь на ветки и планируя с них, но есть… нет, есть они ничего не хотели. Троост собрал все плоды, какие только нашлись в местах их обитания, — все тщетно.

Еще во время поимки Троост просканировал и жаб, и крыс анализатором, но непереваренной пищи в желудках не обнаружилось. У крыс были какие-то комочки, но слишком бесформенные, чтобы определить, чем они были раньше. А у жаб не было и этого.

Зато крюконогий клыкожор Трооста порадовал. Кто-кто, а уж этот привередничать не собирался. Мясо, рыба, фрукты, трава, даже сухие поленья — все исчезало в этой чудовищной пасти. Треугольные зубы мелко вибрировали, измельчая корм, точно блендером. Только кидай.

И угощение добрых землян явно понравилось ему больше древесной коры. Живот клыкожора, поначалу небольшой, раздувался, будто накачанный насосом. Всего за пять минут он увеличился в объеме на добрую четверть. Троост даже забеспокоился, не повредит ли ему такое обильное питание.

Киперам клыкожор тоже сразу понравился. Иржичкова и Эмекун очень любили покладистых питомцев. Чтобы ели все подряд, не капризничали, не кусались и не слишком пачкали в вольере. Ведь это им приходилось убирать. Не вручную, конечно — вольеры автоматические, очищаются удаленно, — но пригляд человека все равно необходим.