Звериный подарок - [20]

— Они хотят взять в заложницы меня? — не укладывается в голове.

— Какая заложница! — сердится Стаська. — Им не нужна заложница!

— Как… Я не понимаю.

— Они потом еще говорили, решили, что заложницей тебя нужно объявить. Мол, и князь останется доволен, подумает, что они согласились принять извинения. И ты, Дарька, сделаешь, что князь скажет, и поедешь с ними. И никто остановить не сможет, потому как по воле князя. Дарька, — шепчет, обнимая мое тело, вдруг такое безвольное, руки опустились, — берегись…

Вокруг сгущается темнота, так тихо, что уши режет, и от земли вверх по телу поднимается зябкий холод. Стаськи как и не бывало, улизнула, легко, как лисица, проскользнув между досками и перепрыгнув кучу камней, собранных с поля. Только край платья мелькнул во тьме. Оставила после себя тягостные мысли, засыпала с головой темными вестями, сердце никак теперь не успокаивается, и руки дрожат. Что же теперь будет?

Вдруг за спиной раздается тихий вкрадчивый голос:

— Что ты тут делаешь?

Радим стоит буквально в двух метрах, подошел так близко, совсем неслышно, подкрался, как… зверь. И глаза у него вдруг сверкают, как будто добычу увидел. Темно, край деревни, если орать во всю глотку, народ, конечно, прибежит, но нескоро. Прибежит слишком поздно! Можно попробовать, как Стаська, если он сделает хоть один шаг, хоть движение…

А он вдруг отступает назад.

— Я думал, ты меня уже не боишься, — еле слышно шелестят слова, — иди за мной, домой провожу. Твои уже там.

Отсюда и правда пора выбираться, секунду раздумываю, не пойти ли тропинкой, которой Стаська ушла, но странное напряжение внутри убеждает, что лучше держать волка на виду. Держусь подальше, но Радим и правда идет в сторону моего дома, по крайней мере, в сторону людей. В воздухе все слышнее музыкальные переливы, сопровождающие веселый мужской голос, зазывающий народ на начавшиеся танцы. Где-то смеются люди, болтают и веселятся. А я тут в обществе зверя попала в какую-то неизвестную и оттого еще более страшную ловушку.

Он останавливается у забора, сразу за углом калитка во двор. Кивает мне и вдруг смотрит прямо в глаза, и у него такое лицо, как будто я сделала что-то плохое и жестокое. Как будто ударила слабого или смеялась над калекой. Как будто…

Нет! Стаська рисковала многим, чтобы меня предупредить, и напугала больше, чем хочется признаваться. Не прощаясь, иду к калитке, оттуда меня уже видит Марфутишна. Она тут же громко вскрикивает и начинает раскручивать свой голос, разворачивает его как веер, чтобы отхлопать меня побольнее. Я самая несносная, глупая, непослушная и испорченная. Собственно, даже не слушаю, она часто произносит эту тираду, которая уже воспринимается просто как фон, без смысла. Слышу только, как в конце Марфутишна добавляет:

— Неделю дома, завтра с рассвета на кухню!

Вот так безобразно закончился день, который всего час назад я считала чуть ли не самым лучшим в своей жизни.

Волки

Убедившись, что вся детвора во дворе, Ждан облегченно вздохнул, и они с Дынко пошли провожать Аленку. На улицах совсем никого, взрослые все выселятся, дети уже по домам сидят. У калитки рядом с домом, который Аленка указала, как свой, они вежливо раскланялись и остались убедиться, что Аленка войдет без происшествий внутрь.

— А она неглупая, — сказал Ждан, следя за светлой фигуркой, идущей по тропинке к пятну освещенных окон. — Думаю, она меня раскусила.

Дынко безобразно захохотал:

— Ждан, да тебя любой ребенок раскусит, не то что молодая, сообразительная девушка. С чего ты решил, будто обладаешь даром интриганства?

— Нет, правда, неглупа. Дарене бы у нее поучиться. В смысле, не уму, с этим вроде проблем нет, а вот наивности перебор. Каждому слову верит.

— Это да, — охотно согласился Дынко. — Пошли, может? Пора уже.

— А Радим? Ждать не будем?

— Не, дай ему со своими делами разобраться, а мы сами пока.

Ждан вдруг быстро оглянулся и придвинулся ближе, чтобы никто не услышал, хотя вокруг было совсем пусто. В темноте заблестели любопытные глаза.

— А думаешь, уже действует?

— А ты не заметил? Еще как действует, только он пока держится хорошо. Ну, пошли.

Через несколько минут они стояли у повозок на краю опустевшего ярмарочного поля напротив кочевника в серой протертой рубахе и мешковатых штанах.

— К Трофиму, волки. — Короткой фразы оказалось достаточно, и кочевник, с пониманием кивнув, повел их за собой.

Лагерь Трофима, главы Красных повязок, располагался у самого леса. Несколько шатров, поставленных кругом и огороженных повозками, посередине — большой костер. Глава сидел на почетном месте — массивной табуретке, в окружении множества суровых охранников, особо приближенных за заслуги мужчин и нескольких ярко одетых женщин. Слух главы услаждался игрой парочки гармонистов и пением двух молодых девушек с гаремными ошейниками на шеях. Красный бантик — из разряда любимых наложниц. Ждан вежливо кланяется им сразу же после приветствия самого Трофима. Дынко не забывает восхититься их неземной красотой и вкусом хозяина, подбирающего себе таких потрясающих женщин. Кочевой народ не интересуется долгими изощренными беседами, ему ближе грубая и прямая лесть, что и волков вполне устраивает — времени на разговоры тратится куда меньше.