Звериное царство - [44]

Марсель был с одной женщиной и забыл ее. Белокурую проститутку, уроженку Эльзаса, парни «пользовали» поочередно, на фермерском сеновале. Там воняло крысиный мочой, стенку разворотил снаряд, повсюду валялась опрокинутая мебель, камни, доски и солома.

Когда подошла очередь Марселя, он полез наверх по лестнице с трухлявыми ступеньками. Дверцы хлопали на холодном ветру, Марсель шагнул на покрытый толстым слоем пыли пол и застыл, склонив голову к правому плечу: крыша оказалась слишком низкой, и он сразу задел макушкой паутину. Девица легла на сено, задрала платье, открыв крепкие, поросшие светлыми волосами ноги и белые ляжки в синяках всех цветов побежалости. Наверное, то и дело ударялась – об угол стола в трактире, о ручки плуга или пряжки солдатских ремней. Волосы на лобке цветом напоминают бледное золото созревшей пшеницы туманным утром или на исходе дня. Она обнажает тяжелые груди с пурпурными, в синеву, сосками, замерзшее, в мурашках, тело, и Марсель замечает, что она не стала снимать толстые шерстяные носки. Он устраивается рядом, на подгнившем сене, и эльзаска начинает раздевать его: расстегивает пуговицы на галифе, стягивает вниз грязные вонючие кальсоны, обнажает искусанные паразитами бедра, согревает дыханием свои ледяные пальцы, обхватывает вялый член и массирует его – долго, очень долго, молча глядя в глаза Марселю. В ее черных зрачках отражается перепуганное лицо молодого человека, доведенного до крайности людской жестокостью. С соседнего хутора доносятся собачий лай, голоса солдат, стрельба.

Усталая проститутка оседлывает Марселя, не без труда заталкивает в себя взбодренный предмет мужской гордости и принимается за дело. Она совершенно спокойна, не изображает никаких «чувств» – просто хочет доставить удовольствие грязному, измученному войной парню. Жизнь в нем держится на ниточке, отсрочка получена ненадолго.

Разрядка наступает постыдно механически. Девушка сразу отстраняется, вытирает пучком сена бесполезное семя и одевается. На улице собачий холод, недолго и простыть.

Марсель поднимается, оттолкнувшись лопатками и ягодицами от пола, оправляется. Он дрожит, у него стучат зубы. В голове бьется идиотская мысль: «Ну и обстановочку ты выбрал, чтобы потерять невинность – вокруг волки и страшнейший мороз…» Он уже не помнит, что до войны время от времени возбуждался и мастурбировал, не сомневаясь, что однажды все случится взаправду, с женщинами. Нет – с женщиной, одной-единственной.

Страх, боль, стыд и вид растерзанных тел на поле боя убили желание. Откуда взяться вожделению, если знаешь, чем набит человек? Повсюду вокруг него ходячие мешки из кожи, дымящихся потрохов – голубых, желтых, зеленых экскрементов, грязи и органических соков. Медсестра наклоняется, чтобы забинтовать ему лицо, касается грудью плеча. Сердце, бьющееся под ребрами, внушает отвращение, а собственное лицо в зеркале – ужас, а ведь его считают красавчиком среди тех, кто сохранил относительно человеческий облик. Остальные превратились в монстров, от которых остались зарубцевавшиеся раны, провалы и разломы, которые никогда не закроются, голосовые щели открыты, горло напоминает сфинктер, носовые пазухи зияют. За неимением лучшего способа врачи пытаются спрятать эти причудливые маски за гибкими протезами. Несчастным калекам пришлось научиться собственными руками лепить – каждый день! – лица-самоделки, но они плавятся на солнце и выцветают под дождем, а прикосновение «строительного материала» и клея к шрамам становится мучительно-непереносимым.

Хирург, взявший фрагмент кости с его ноги, чтобы воссоздать нижнюю челюсть, называл Марселя счастливчиком. Врач извлек загубленный левый глаз, достал из глазницы осколок кости, который почти наверняка принадлежал одному из солдат, размолотых в фарш и разбросанных по округе. Эти кости шрапнелью втыкались в тела живых. Для многих медики могли сделать еще меньше: они собирали руки-ноги-головы, кое-как соединяли, одевали в новую форму, раскладывали по гробам и отсылали родным. Не исключено – никто ведь не проверял! – что некоторым достались чужие… члены.

Марсель, конечно же, замечает, что она крутится вокруг него, хочет все время быть рядом, но не сразу понимает, чего Элеонора добивается. Почему так предупредительна, зачем то и дело касается его плеча, ладони, вдруг становится томно-расслабленной, забывает застегнуть верхние пуговицы рубашки, показывает острое плечо, ключицу, даже плоскую грудь. В разгар жаркого лета, в поле, она вытирает пот со лба, выставляя напоказ темную пахучую подмышку. Волосы девушка забирает в пучок на затылке, подтыкает платье над красными шершавыми коленями. Однажды он моется в баке, установленном в хлеву, и затылком чувствует чужое присутствие. Элеонора подглядывает через щель. Он оборачивается, и тень исчезает.

Марсель вспоминает последний предвоенный День Святого Иоанна, большой праздничный костер, разожженный рядом с пустошью. Он тогда увидел в Элеоноре не просто маленькую кузину, но нечто большее. Если ее нынешнее отношение не обычная жалость, то что тогда? Извращенное желание? Марсель нервничает, он раздражен и смотрит на Элеонору новыми глазами, заметив в ней женщину.