Звери дедушки Дурова. Книга II - [15]

Плохая погода заставила перенести лисиц в зимнее помещение, и уроки продолжались в моем театре, в нижнем этаже «Уголка», где устроена у меня сцена. Там я поместил центральную клетку с лисами, на авансцене, т.-е. в передней части сцены, отгородив ее от мест для публики сеткой.

Желток снова тянул меня за рабочий халат и за это получал награду.

Но тут случилась с Желтком история, сильно меня напугавшая. Во время репетиции в центральной клетке он стал как-то странно бегать вдоль сетки и вдруг забился в судорогах. С ним был припадок, который продолжался минут десять.

Я испугался и думал уже, что потеряю лису, но Желток пришел в себя и поднялся на ноги.

С волнением смотрел я, как он ходит. Походка сделалась у него неровная, колеблющаяся; шатаясь, он бегал взад и вперед по клетке, поминутно натыкаясь на сетку и стены.

Что с ним случилось? Я с тревогой смотрел на бедную лисичку и понял, что Желток — ослеп.

В этот день он не притронулся к пище… Я решил ждать…

Прошло два дня, и в состоянии здоровья моего Желтка произошла перемена к лучшему. Он стал пить молоко, и зрение его, видимо, восстанавливалось.

В это время я стал учить поросенка одной забавной штуке, которая потом приводила в восторг моих маленьких зрителей в театре.

Прибив один конец узкого и длинного ковра к круглой палке, я наматывал на нее ковер, внутри ковра лежал хлеб так, что тот, кто стал бы поворачивать ковер, под каждым его оборотом наткнулся бы на кусок хлеба.

К ковру был поставлен поросенок. Он быстро начал развертывать пятачком ковер, отыскивая хлеб, и за один урок раскатал весь сверток, в центре которого лежало мясо.

Поросенок не давал себя в обиду. Патрикеевна пыталась схватить из-под его носа мясо, но он молча набросился на нее, и вторично она уже не пробовала отнимать у него приманку.

Мало-по-малу поправился и Желток и снова стал тащить меня за рукав. Я обрадовался и тотчас же наградил его мясом. Тут я бросил на пол платок; лисичка его понюхала и сейчас же получила от меня за это награду — вкусопоощрение. Вторично взяла в зубы и опять получила вкусопоощрение.

На другой день вместо платка Желток схватил за край разложенного ковра зубами и загнул его, потащив на себя. Конечно, я дал ему вкусопоощрение. И опять Желток потянул зубами ковер. Награда мясом делала то, что Желток тянул ковер сильнее, охотнее, торопливее.

С этих пор Желток великолепно работал с ковром. Я бросал на ковер мясо, лисичка тащила ковер к себе и съедала награду.

Таким образом создался мой номер — собирания ковра.

Поросенок расстилал ковер, Желток его собирал, а публика бешено аплодировала, не понимая, как это я мог научить зверей сделаться такими аккуратными уборщиками.

X

Вихрь — победитель воздуха

А как поживал и что делал в это время Вихрь? Как подвигалось его учение?

Вихрь за это время сделал блестящую карьеру, и если бы он мог говорить, то наверное назвал бы себя победителем воздуха.

Одновременно с Желтком я учил Вихря акробатике, и он делал в ней небывалые, фантастические успехи. Он давно уже прекрасно прыгал с тумбы на тумбу и, извиваясь, быстро ходил между прутьями пьедесталов, когда я решил во что бы то ни стало научить его качаться на трапеции, как качаются в цирках те акробаты, которые вызывают жуткий восторг у публики, повиснув высоко под самой крышей цирка на руках.

А Вихрь должен был повиснуть на трапеции на зубах.

Я поставил тумбу Вихря против трапеции. Трапеция качается и почти достает тумбу. Выпускается Вихрь; он стремглав вскакивает на тумбу и зорко следит за качающейся трапецией с привязанным к ней мясом. Я берусь за трапецию и приближаю ее к Вихрю. Вихрь сразу бросается и впивается в палку с мясом зубами. Я выпускаю трапецию, и Вихрь качается на ней, не выпуская из зубов палку.

Это было зрелище поразительное: дикая лиса, дрессировать которую до сих пор никому еще не удавалось, превращается в акробата, который ловкостью готов поспорить с любым акробатом-человеком.

Сила зубов и челюстей помогает ему в этом; только бульдоги в этом отношении могут поспорить с лисицами.

Я отвязал мясо, чтобы дать Вихрю заработанную плату; Вихрь упал вниз с трапеции, схватил мясо и побежал есть его в угол.

С этого же раза он стал чувствовать себя на трапеции, как дома. Едва видел качающуюся трапецию, — прыгал на нее так быстро, что мы не успевали даже привязывать к палке мясо.

Он сделался украшением моего маленького лисьего семейства.

Я сделал новый опыт с Вихрем, который вполне удался: спустил с потолка по блоку веревку, на конце которой привязал к палочке мясо. Вихрь прямо с пола, без разбега вертикально прыгнул вверх и впился зубами в палочку с мясом.

Тогда я осторожно стал поднимать его на блоке к потолку; на всякий случай, впрочем, служащие держали под ним ковер.

И Вихрь повисал в воздухе высоко-высоко, как настоящий акробат.

Потом я пробовал вертеть веревку, — Вихрь оставался неподвижен, крепко вцепившись зубами в палочку с мясом.

И когда появлялась на воздухе знакомая трапеция, Вихрь, как настоящий артист, впивался в нее глазами и для него, казалось, уже ничто не существовало. Если ему приходилось натыкаться во время бега к месту работы на одну из своих товарок, он как-то пренебрежительно, мимоходом, кусал ее и продолжал прыгать с пола на тумбу, и с пола на трапецию и первым, как стрела, бросался по звонку в свою клетку.