Зверь - [99]

— Допустим.

— Это аксиома. Человек — тот же зверь. наделенный лишь более мощным разумом. Только и всего. Поэтому он должен, обязан жить по законам остального мира. Однако, человек никак не может с этим согласиться, ему этого, видите ли, мало. «Человек — это звучит гордо!» — Барков презрительно рассмеялся. — Дремучая чушь! Химера! Человек скроен из той же плоти и крови. Но вместо того, чтобы это понять и с этим смириться, он всю жизнь борется за утверждение не существующих идеалов. А всякое противодействие Зверю вызывает его раздражение и приводит к большим бедам.

Надо отдать Баркову должное — в отсутствии логики его трудно обвинить. Его концепция выглядит очень убедительно. Факт. Со временем он мог бы стать видным теоретиком дьявола.

— А как же высказывание Достоевского о том, что красота спасет мир? Вы с этим тоже не согласны?

— Категорически. Не красота спасет мир, а безусловное подчинение Зверю, его законам.

— Скучную вы нарисовали картину, Дмитрий Александрович. Но отчего вы избрали для своих, мягко говоря, экспериментов детей? В чем они провинились перед вашим зверем?

— Лишь потому, что они ещё не столкнулись с мерзостями мира, верят в особое предназначение человека. Их сознание отравлено альтруистическими бреднями. Вот потому они особенно раздражают Зверя. Они расплачиваются за заблуждения человечества в первую очередь. В финале моего фильма от рук Зверя должна была погибнуть «мадонна с младенцем», как символ той самой красоты, о которой говорил классик. Это и было бы ответом на ваш вопрос.

Я многое мог бы возразить Баркову, но делать этого не стал, так как понял — он не сможет ни понять, ни принять никаких возражений.

Пора было начинать допрос по существу. Барков с полнейшей отрешенностью на лице монотонно, но подробно и обстоятельно рассказал о всех совершенных преступлениях, с которыми читатели уже знакомы.

После того как Баркова увели, я спросил шефа:

— Что вы на это скажите, Сергей Иванович?

— Трудный случай, — задумчиво и излишне серьезно проговорил Иванов.

— В каком смысле?

— В самом прямом. Мы с тобой стали свидетелем того, что может сотворить с человеком однажды брошенное неосторожное слово.

— Вы имеете в виду Туманова?

— Да. В том, что режиссер когда-то был неправ, вынося Баркову приговор, мы сами могли убедиться. Этот сукин сын не только талантлив и умен, но и, к своему несчастью, очень самолюбив. Слово «бездарь» известного режиссера сильно уязвило его самолюбие. Это и стало началом его болезни.

— Болезни? Но он совсем не выглядит психически ненормальным. Наоборот, его логике можно позавидовать.

— Маниакальный психоз. Такие люди внешне ничем от всех прочих не отличаются, но все их действия и поступки подчинены главной идее и ею оправдываются.

— А нельзя ли как-нибудь попроще?

— Какая у вас, коллега, была оценка по судебной психиатрии? насмешливо спросил Сергей Иванович.

— А что, мы и это изучали в университете? Надо же! — сделал я удивление на лице.

— Не знаю как вы, а мы — точно. А ещё мы в вашем возрасте стеснялись своего невежества и, как могли, пытались его скрыть. А вы, похоже, им бравируете.

— Мне нечего скрывать. Андрей Говоров чист перед Богом и людьми.

— То-то и печально, — вздохнул Иванов. — У меня создается впечатление, что каждый новый день вы начинаете с чистого листа. Это так?

— Сдаюсь, — поднял я руки. В словесной дуэли с шефом у меня не было никаких шансов. — Так что же там с маниакальным психозом?

— С ним-то как раз все нормально, — усмехнулся Иванов, приняв мою капитуляцию как должное. — Барков, как большинство творческих людей, был довольно впечатлительным молодым человеком и слова столь авторитетного режиссера сильно на него подействовали, выбили, если можно так выразиться, почву из под ног. Он закомплексовал. А после того, как Ирина Шахова ушла к Туманову, тот стал для него врагом номер один. Что в это время творилось с его психикой и каким образом он пришел к решению убить Туманова и Шахову, мы можем лишь предполагать. Одно несомненно — Барков был убежден, что пока жив Туманов, у него нет шансов.

— В каком смысле?

— В смысле обрести покой и уверенность в себе, вновь почувствовать себя личностью.

— Но я не совсем просматриваю связь между тем преступлением и нынешним. Для чего ему понадобился этот его зверь и вся прочая галиматья?

— Дело в том, что убийство Шаховой, Вероники Кругловой и устранение Туманова ничего не дали и не могли дать Баркову, лишь прибавили проблем.

— И что это за проблемы?

— Во-первых, он стал преступником, убийцей. Жить с осознанием этого надобны крепкие нервы. Во-вторых, это не вернуло ему спокойствие, не придало уверенности, скорее, наоборот — лишь усилили душевную депрессию. И тогда он решил доказать всему миру, но прежде всего — самому себе, что он незаурядная личность, талант, гений. Согласись — сделать это в наше время очень и очень непросто, верно?

— Это точно, — кивнул я.

— Чтобы о тебе заговорили, нужно было не просто заинтересовать, но поразить, шокировать. Тогда-то и появился этот зверь, и все, что он только что говорил. Он настолько в это уверовал, что это стало маниакальной идеей, полностью завладевшей его сознанием. Для её реализации он был готов идти на любые жертвы. Вот так сказанное Тумановым неосторожное слово выпустило джина из бутылки, породило монстра, напрочь сокрушив личность. Но это лишь мое мнение. Теперь слово за специалистами.