Зверь - [44]

Сняв свой очередной фильм, Туманов вместе со своей невестой, исполнительницей главной роли Вероникой Кругловой отправился поездом в Новосибирск, где должна была состояться премьера фильма. Я со своей любовницей Людмилой поехал этим же поездом. Мне во всем сопутствовала удача. Туманов всегда ел в ресторане один. А Вероника из купе практически не выходила. По задуманному мной сценарию все должно было выглядеть так, будто вернувшийся из ресторана Туманов застает свою неверную невесту в объятиях их попутчика и убивает их, после чего кончает жизнь самоубийством. Обычная любовная драма. Ни у кого не должно было возникнуть никаких сомнений в её достоверности. Но в действительности все оказалось даже лучше, чем задумывалось. Этот выскочка, увидев свою невесту мертвой, сошел с ума. Я был отмщен.

Новосибирск мне понравился. И мы с Людмилой решили в нем остановиться на жительство.

Глава вторая. Беркутов. Дополнительный допрос

После совещания Колесов принялся меня воспитывать:

— Дима, до каких пор ты будешь из себя шута горохового корчить? Ведь стыдно же смотреть и слушать!

— Чувство юмора, прекрасное чувство, но к сожалению, друже, ты его напрочь лишен. Разреши высказать мне свое глубочайшее соболезнование. Я понимаю, что ты не виноват, таким уродился, и все же жаль, что тебе не дано познать всю прелесть этого удивительного чувства.

— Да пошел ты со своим чувством! — обиделся Колесов. — Тоже мне Жванецкий выискался! Я бы на месте шефа давно бы тебя выпер из управления. Что ты его постоянно достаешь? Совесть надо иметь!

— Потому ты, Сережа, не на его месте. Если это, не дай Бог, случится, половина управления разбежится. Я первым подам рапорт.

— Но я ведь серьезно.

— И я серьезно. Никогда в жизни не был так серьезен.

— Нет, с тобой совершенно невозможно разговаривать! — сокрушенно вздохнул Сергей. — Таким шефом, как наш, надо гордиться.

— Я и горжусь.

— Почему тогда постоянно к нему цепляешься?

— А это потому, чтобы он знал, что жизнь состоит не из одних только колесовых, в ней ещё есть место и беркутовым.

— Баламут ты, Дима! Не понимаю — как тебя Светлана терпит?

— Потому, что любит. Ты ведь вот тоже терпишь?

— Да, воистину: «Любовь зла, полюбишь и козла».

— Фу, как грубо и где-то по большому счету пошло! Вот тем, Сережа, соловей и отличается от вороны.

— Чем? — не понял Колесов моей аллегории.

— Тем, что соловей своим пением поднимает настроение, а ворона карканьем — его отравляет.

— Это ты к чему? — ещё больше не понял друг.

— Подумай на досуге. А я пойду доказывать, что моя интуиция стоит порой десяток таким умников, как вы с шефом.

Колесов посмотрел на меня, будто судья-женщина на злостного неплательщика алиментов.

— Нескромный ты, Дима, — кисло улыбнулся он — вероятно начал понимать мою аллегорию про соловья и ворону.

— Покедова, начальничек сбоку чайничек!

— Бывай! — вяло махнул он рукой, осознавая, что его попытка вразумить меня и поставить на путь истинный закончилась полным провалом.

А я ещё на совещании решил вновь встретиться с Людмилой Сергуньковой с симпатичным прозвищем Кукарача. Мне вдруг показалось, что либо она чего-то недоговорила, либо я её о чем-то не спросил, даже смутно догадывался — о чем именно.

Но Людмилы дома не оказалась. Ее соседка — молодая, полная, довольно миловидная, но ужасно растрепанная особа, на мой вопрос ответила:

— А шут её знает? Тут к ней мент повадился. Может быть, с ним слиняла.

Коретников, понял я.

— Капитан?

— А? Вроде бы. А зачем она тебе?

— Нужна по делу.

Она облизнула яркие губы, кокетливо подмигнула.

— Может я её заменю?

— Нет, — категорически отверг я её предложение. — Я пока что работаю в средней категории. Ты для меня слишком тяжела — боюсь не справлюсь.

— Подумаешь?! — сердито фыркнула она и захлопнула дверь.

Да, но где же мне искать Сергунькову? Посмотрел на часы — половина третьего. Для её работы время ещё не наступило. Где же она может быть?

Вышел на улицу, сел в «Мутанта» и решил немного подождать. Закурил. Ждать пришлось недолго. Минут через пять я увидел Людмилу, плавно и гордо несущую свое роскошное тело, а сбоку к ней прилепился Толя Коретников и говорил ей что-то нежное и возвышенное, даже делал в воздухе этак ручкой, будто декламировал стихи. Людмила улыбалась и согласно кивала головой. Они, увлеченные друг другом, ничего и никого вокруг не замечали. Когда поравнялись с «Мутантом», я рявкнул из окна машины:

— Капитан Коретников!

От моего рева у Толи натурально подогнулись ноги. Он вытянул руки по швам, растеряно покрутил головой, а затем, задрав подбородок, посмотрел наверх, решив вероятно, что это его позвал Сам.

— Капитан Коретников, вы почему тут позволяете, понимаете ли, в рабочее время?! Непорядок!

— Ой, Дима! — разулыбалась Людмила, увидев меня. — А ты что тут делаешь?

— С вами все ясно, женщина. Вы вольны делать все, что заблагорассудится. А вот капитан пусть объяснит?

Наконец и Коретников узрел источник рева. Лицо его стало красным, глаза — непредсказуемыми.

— Так он же сегодня в отгуле, — объяснила Сергунькова.

— А у него что, от любви голос пропал?

— Ты чего орешь, дурак!? — зарычал Коретников, подступая ко мне со сжатыми кулаками. Мне даже показалось, что он намеревается показать Людмиле на практике все, чему его обучили на занятиях по физической подготовке.