Зверь дышит - [75]
Так что надо тормозить. Приходится. Хотя многое ещё. — Мне кажется, что, пытаясь на данном этапе дать слишком точное определение термину «сознание», мы рискуем упустить ту самую концепцию, которую хотим изловить. Сможет ли такая концепция «причины» приблизить нас к пониманию свободы воли — вопрос будущего. Которого нам, быть может, увидеть не суждено.
Она всё сжигала, и эта Саша, невестка, отобрала у неё всю посуду. Ей не в чем было готовить, бедной. Одна какая-то маленькая кастрюлька у неё оставалась. Напоследок она уже только яйца себе варила — и говорила: «яички — хорошая еда». А я приехала — студенткой была, — купила ей сковородку. Так меня надули — подсунули бракованную. Она стала готовить, так у неё сразу ручка сломалась.
После похода эта кастрюля превратилась в кОстрюлю. Дует-дует ветерок. Раздувает костерок. Что дальше? Закипает котелок. Всё очень просто. Сейчас будем чай заваривать. Это, оказывается, называется Хлыбы́. А я думал — Хлыбы́. Может, здесь кругом хляби. И действительно: всюду родники, лес заболочен. А Хлыбы́ — я тогда не знаю, откуда это.
72 года. Она пошла корову доить. А у ней давление за триста. Вот её и шарахнуло во дворе. Так и не встала. Надел бы сапоги. Не хочу. Они, оказывается, тоже из лесу носят дрова. Вестимо. А откуда же? Как идём в лес, так и прихватываем. Однажды мы их застали. Они — в топоры, мы тож. Мы туда, в сторону Черноситова. Надел бы сапоги. Не, не хочу, я в них упреваю.
Чка к чте — что это такое? Не знаешь? А это привычка к чтению. Он читает газету и усмехается. А она заглядывает и показывает, где ещё можно усмехнуться. Трясясь в прокуренном вагоне, въезжал в Монголию Рубрук. А я иду по деревянным городам, где мостовые скрипят, как Городницкий. Я чувствую настоящую веру, но я не верю в настоящее чувство. Мне приходилось отмывать его заплёванную чашку. На ощупь открывать калитку… Ну чего вот он спит, да? На солнце надо зверю. А он спит, как зимой. После того, как он удовлетворил свои желания, он вот и превратился в сонную тетерю.
Запели соловьи. Настала селяви. Соловья без словаря не поймёшь. Сосед-полковник третий день. Сам не свой. Как больной. Не морочь мне голову. У тебя были когда-нибудь знакомые полковники? Не знаю. У меня был один знакомый шахматный гроссмейстер. Ну, это всё равно что маршал. Нет, однако маршалов всё же поменьше будет, чем гроссмейстеров, наверное.
Вот это козодой? То есть с таким звуком доят козу, так, что ли? Здесь водою сочится гора. Тут одни комары да бобры, да приходят с горы кабаны. Укусил клещ. Кусочек ватки намочи в водке. А утром в этом же кусте начинается какой-то детский сад. Нет, этот соловей был лучше. Не ученический голосишко, как у того, а матёрый, изощрённый. Только от него почему-то всю ночь пи́сать хотелось. Такое бульканье. Как проснёшься — лежишь, лежишь, ворочаешься. Потом всё-таки не можешь утерпеть, вылезаешь из палатки.
В Тарусе мы обнаружили, что ивы названы плакучими потому именно, что у них с листьев капает вода. Проходишь в сухой жаркий день под сенью ивы — и тебя обдаёт прохладным душем. А чего им делать? Приехали и ходят. Тут дача Рихтера, там могила Паустовского. Это не поприще, а какое-то гульбище. Может, торжище? Тунгусский метеорит. Вилюйский энцефалит. Сколько слов красивых! Что с ними делать?
Это та же самая кошка? А там лежит эта куриная ножка. Ну, вот поэтому они и зачастили. Она в кусты утащила для большей безопасности. Да, чего-то жрёт такое. Господь сказал ученикам: «Коль вилки нет, берить рукам».
Он подчёркивает, что, хоть он и показал, что континуум-гипотеза является неразрешимой в рамках процедур системы ZF (Цермело — Френкеля), вопрос о том, является ли она действительно истинной, был оставлен им без внимания. И обещает дать некоторые догадки-подсказки, относительно того, каким образом этот вопрос можно действительно решить. В то время как большинство считает, что ZF охватывает все методы рассуждения, необходимые для математики. А иные даже настаивают, что приемлемым может считаться лишь то доказательство, которое можно сформулировать и произвести в рамках ZF.
Вопросов всё больше. Разве не ты изнасиловал плюшевую лисичку? Вряд ли. Как можно изнасиловать плюшевую игрушку, если она не сопротивляется? Но ты же сам рассказывал! Не мог я такого рассказывать. Может, кто другой, или ты где-то читала? Нет, не читала. Ты рассказывал. Загадка на загадке. Я не рассказывал и не насиловал. Я начал поэму «Лисий брод», но бросил, не дописав.
Даже ходячие мотивы постсезанизма он умел организовать так, что они выглядят открытыми впервые — в силу остроты чувства индивидуальности каждой предметно-пространственной коллизии, изображённой им.
«Редукция волнового пакета». — Какие красивые слова! Какие весомые, величественные. Вот достойное имя для подлинной реальности. Я чувствую волнение, даже трепет, когда слышу их, словно бы я с этой реальностью встречаюсь в их лице лицом к лицу.
На солнце какая-то дымка. А на сердце какая-то думка. Что-то изменилось в отношении. Словно бы стали косо смотреть, под другим углом (ракурсом). Не из-за того же, что я брал 200 рублей у Валентина? Нет, кто-то вообще объяснил им, и они сговорились, что я не
Есть писатели, которым тесно внутри литературы, и они постоянно пробуют нарушить её границы. Николай Байтов, скорее, движется к некоему центру литературы, и это путешествие оказывается неожиданно бесконечным и бесконечно увлекательным. Ещё — Николай Байтов умеет выделять необыкновенно чистые и яркие краски: в его прозе сентиментальность крайне сентиментальна, печаль в высшей мере печальна, сухость суха, влажность влажна — и так далее. Если сюжет закручен, то невероятно туго, если уж отпущены вожжи, то отпущены.
Николай Байтов родился в 1951 году в Москве, окончил Московский институт электронного машиностроения. Автор книг «Равновесия разногласий» (1990), «Прошлое в умозрениях и документах» (1998), «Времена года» (2001). В книге «Что касается» собраны стихи 90-х годов и начала 2000-х.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Стихотворение Игоря Шкляревского «Воспоминание о славгородской пыли», которым открывается февральский номер «Знамени», — сценка из провинциальной жизни, выхваченная зорким глазом поэта.Подборка стихов уроженца Петербурга Владимира Гандельсмана начинается «Блокадной балладой».Поэт Олег Дозморов, живущий ныне в Лондоне, в иноязычной среде, видимо, не случайно дал стихам говорящее название: «Казнь звуколюба».С подборкой стихов «Шуршание искр» выступает Николай Байтов, поэт и прозаик, лауреат стипендии Иосифа Бродского.Стихи Дмитрия Веденяпина «Зал „Стравинский“» насыщены музыкой, полнотой жизни.
Роман в письмах о запретной любви двух женщин на фоне одного из самых мрачных и трагических периодов в истории России — 1930–1940-х годов. Повествование наполнено яркими живыми подробностями советского быта времен расцвета сталинского социализма. Вся эта странная история началась в Крыму, в одном из санаториев курортного местечка Мисхор, где встретились киевлянка Мура и москвичка Ксюша…В книге сохранены некоторые особенности авторской орфографии и пунктуации.Николай Байтов (р. 1951) окончил Московский институт электронного машиностроения.
Карл Штерн живет в Берлине, ему четырнадцать лет, он хорошо учится, но больше всего любит рисовать и мечтает стать художником-иллюстратором. В последний день учебного года на Карла нападают члены банды «Волчья стая», убежденные нацисты из его школы. На дворе 1934 год. Гитлер уже у власти, и то, что Карл – еврей, теперь становится проблемой. В тот же день на вернисаже в галерее отца Карл встречает Макса Шмелинга, живую легенду бокса, «идеального арийца». Макс предлагает Карлу брать у него уроки бокса…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Роман Михаила Енотова — это одновременно триллер и эссе, попытка молодого человека найти место в современной истории. Главный герой — обычный современный интеллигент, который работает сценаристом, читает лекции о кино и нещадно тренируется, выковывая из себя воина. В церкви он заводит интересное знакомство и вскоре становится членом опричного братства.
Деньги можно делать не только из воздуха, но и из… В общем, история предприимчивого парня и одной весьма необычной реликвии.
Собрание всех рассказов культового московского писателя Егора Радова (1962–2009), в том числе не публиковавшихся прежде. В книгу включены тексты, обнаруженные в бумажном архиве писателя, на электронных носителях, в отделе рукописных фондов Государственного Литературного музея, а также напечатанные в журналах «Птюч», «WAM» и газете «Еще». Отдельные рассказы переводились на французский, немецкий, словацкий, болгарский и финский языки. Именно короткие тексты принесли автору известность.
Пространство и время, иллюзорность мира и сновидения, мировая история и смерть — вот основные темы книги «Персона вне достоверности». Читателю предстоит стать свидетелем феерических событий, в которых переплетаются вымысел и действительность, мистификация и достоверные факты. И хотя художественный мир писателя вовлекает в свою орбиту реалии необычные, а порой и экзотические, дух этого мира обладает общечеловеческими свойствами.
Повесть — зыбкий жанр, балансирующий между большим рассказом и небольшим романом, мастерами которого были Гоголь и Чехов, Толстой и Бунин. Но фундамент неповторимого и непереводимого жанра русской повести заложили пять пушкинских «Повестей Ивана Петровича Белкина». Пять современных русских писательниц, объединенных в этой книге, продолжают и развивают традиции, заложенные Александром Сергеевичем Пушкиным. Каждая — по-своему, но вместе — показывая ее прочность и цельность.
Новая книга рассказов Романа Сенчина «Изобилие» – о проблеме выбора, точнее, о том, что выбора нет, а есть иллюзия, для преодоления которой необходимо либо превратиться в хищное животное, либо окончательно впасть в обывательскую спячку. Эта книга наверняка станет для кого-то не просто частью эстетики, а руководством к действию, потому что зверь, оставивший отпечатки лап на ее страницах, как минимум не наивен: он знает, что всё есть так, как есть.