Зверь дышит - [69]

Шрифт
Интервал

жизни. Так сказал профессор Морозов, генетик. А он знает. Но если принять во внимание несовершенство человеческой природы, то нельзя не согласиться, что недоразумения подобного рода происходили сравнительно редко.

Бо́льшая часть сознания идёт на борьбу с опьянением. Вот так оно бодрится и бодро идёт на борьбу. Оглядывается, чтобы сзади машина не сбила, как задумчивого Авалиани. Смотрит внимательно на зелёно-красные метаморфозы светофоров и думает себе: ага… Также и не качаться. Ступать твёрдо, но непринуждённо. А то менты. Расслабленно. А вам что надо? А то отберут деньги. Они так и зыркают всюду. А остановят — не найдут. В кармане рубашки под свитером. Там 150 рублей, я помню. Завтра утром проверю.

Ну а накануне Надин день рождения. Преподобного Серафима Саровского. Я понимаю ещё мучения за веру. Идеологические гонения там, — это куда ни шло, это я могу понять. Но какие-то тупые идиоты, которые думали у него деньги найти. Пьяные, наверное. — Вот это зачем нужно? Кому? Кое-как протащил свою траекторию посреди всего этого. И вот конечная точка. Здесь она обрывается. Размахиваешь своим билетом на вход? Как ты можешь хотеть деньги обратно, если ты ещё ничего не заплатил в прямом направлении.

(8)

Сатурнов век на исходе. Замедление земледелия. Неужели восемь? А впрочем… Где мы находимся? Кругла дуга орбиты. Сон Афродиты, ах, отойди ты хоть от меня-то, по крайней мере. Ка-ка-я страш-на-я жен-щи-на! Кто мо-жет е-ё лю-бить? Толь-ко ка-кой-то ста-рый муж-чи-на лет шес-ти-де-ся-ти. Смею надеяться, что на это надеяться я вправе. Так Костик писал Муре. Она не хочет, вот беда. Выходить. За него. Кстати, что он говорит о своём возрасте? Ты не верь, Ксенеч-ка, что ему тридцать шесть. На самом деле ему все добрых тридцать восемь. Ты помнишь моё лицо в этой некрасивой сцене с врачом? О, какой ста-рый и-зу-ро-до-ван-ный муж-чи-на! Кто мо-жет е-го лю-бить? Толь-ко Дез-де-мо-на лет шест-над-ца-ти.

Коридорная вошла — «ну, вы выезжаете?» — и обалдела. Как Машка доводила её до оргазма. Красивая картинка. А та улыбается. Иди сюда, — кивает молоденькой коридорной, — иди с нами, мы тебе тоже сделаем. Что вы мне сделаете? Восторг и упоение. Они могут так затопить, что не выплывешь. Свихнёшься. Или отчаяние и стыд. Ну, я не знаю.

Как ты сказал? — «полный привет» или «полный вперёд»? Я сказал «чёрный квадрат». А мне послышалось. Двое дерут одну — ох, как это сладко. Она просит ещё. Надо быстрей, а то время уходит. О, как сладко кок о кокосах толкует! Дёргается, скребёт, мешает. Потом наступила мёртвая тишина. Как будто бы она изошла кровью. Только слышно, как по низкой кровле ходят — одна, две — эти кары Господни. Молча. Проснулись и промышляют там что-то. Разве уже утро? А ты думала! Посмотри на часы. Неужели восемь?

С утра побрился. И галстук новый. В горошек синий я надел. Новые жильцы прибыли и прибалдели. Что это за бордель тут у вас? Коридорная быстро испарилась. Придётся самим смотреть выпуклыми глазами с похмелья — и ретироваться, не объяснившись. Пусть кто знает, тот и мычит что-нибудь. Мы ничего уже не понимаем. Только помним, что в два часа у нас уже поезд. Собрать бы разбросанные вещи. По разным комнатам улыбки. Наклейки на дверях. Ты помнишь, как мы встретились с тобой? Я этого никогда не забуду. Огонь видала, шрам у живота, но колени пса. Как дальше? Сейчас скажу. Зеркально. — На спине локон. А то вижу маршала дивного. Да, палиндромы часто бывают пророческими. Это за ними водится. Авалиани тоже достигал прозрений порой. Всё это суть живой журнал. Да нет, дело сложнее. Но как объяснишь? Называть своими именами? — Напрасные слова. Инсталляции сознания.

Кстати, Лёвшин звонил. Под большим впечатлением от утреннего заседания, финального. Аню Альчук оправдали вчистую. Самодурова с Василовской — к штрафу. Не к костру. Судья-то вроде благосклонный, понимающий. Да приговор вряд ли от него зависел. Судья решил: чтоб не было разврата, жените молодца, хоть девка виновата.

Он был более чем судья — духовник, борющийся за души, влекомые заблуждением в вечную погибель. Эта двойственная роль давала ему гораздо большую власть, чем та, которой пользовались светские судьи. Тем более что он старался выполнить свою святую миссию, не стесняя себя выбором средств. Нелегко было добросовестному судье, горячо желавшему уничтожить лисиц, расхищающих вертоград Господень, раскрыть тайники сердца. И поэтому мы не можем удивляться, что он спешил сбросить с себя оковы правильного судопроизводства, которые, не допуская его до беззаконных действий, могли сделать тщетными все его старания.

Не морочь мне голову. Какие там инсталляции? У нас есть два фундаментальных принципа: несознанка и отрицаловка. Через 15 дней у меня истекает «срок милосердия». То есть когда я могу прийти с повинной. А потом. Минимальное наказание — до смерти ежедневно помогать одному нищему. Нищета тщетна. Ах, если бы только это. Длинный список вопросов ко мне составлен заранее, чтобы облегчить допрос. Большинство их касается известных оргий. О малоизвестных что спросишь? Тем не менее никто не знает, что ещё может приоткрыться в любую минуту. Человек, раз почувствовавший вкус к ним, не имеет уже ни минуты покоя. Он боится выдать себя случайным словом или жестом. Он не знает, какие толки ходят о нём и куда больная фантазия может завести его завистников. Они скоро делаются агентами немилосердной репрессии. И кто ещё может вдруг стать ментом?.. Каждое разоблачение влечёт за собой цепочку новых. Эти цепочки ветвятся, натягиваясь во всех направлениях. Пока наконец ни один хоть сколько-нибудь виноватый или причастный не может больше жить спокойно.


Еще от автора Николай Владимирович Байтов
Думай, что говоришь

Есть писатели, которым тесно внутри литературы, и они постоянно пробуют нарушить её границы. Николай Байтов, скорее, движется к некоему центру литературы, и это путешествие оказывается неожиданно бесконечным и бесконечно увлекательным. Ещё — Николай Байтов умеет выделять необыкновенно чистые и яркие краски: в его прозе сентиментальность крайне сентиментальна, печаль в высшей мере печальна, сухость суха, влажность влажна — и так далее. Если сюжет закручен, то невероятно туго, если уж отпущены вожжи, то отпущены.


Клетчатый суслик

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Любовь Муры

Роман в письмах о запретной любви двух женщин на фоне одного из самых мрачных и трагических периодов в истории России — 1930–1940-х годов. Повествование наполнено яркими живыми подробностями советского быта времен расцвета сталинского социализма. Вся эта странная история началась в Крыму, в одном из санаториев курортного местечка Мисхор, где встретились киевлянка Мура и москвичка Ксюша…В книге сохранены некоторые особенности авторской орфографии и пунктуации.Николай Байтов (р. 1951) окончил Московский институт электронного машиностроения.


Что касается

Николай Байтов родился в 1951 году в Москве, окончил Московский институт электронного машиностроения. Автор книг «Равновесия разногласий» (1990), «Прошлое в умозрениях и документах» (1998), «Времена года» (2001). В книге «Что касается» собраны стихи 90-х годов и начала 2000-х.


Проблема адресации

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Сборник стихов

Стихотворение Игоря Шкляревского «Воспоминание о славгородской пыли», которым открывается февральский номер «Знамени», — сценка из провинциальной жизни, выхваченная зорким глазом поэта.Подборка стихов уроженца Петербурга Владимира Гандельсмана начинается «Блокадной балладой».Поэт Олег Дозморов, живущий ныне в Лондоне, в иноязычной среде, видимо, не случайно дал стихам говорящее название: «Казнь звуколюба».С подборкой стихов «Шуршание искр» выступает Николай Байтов, поэт и прозаик, лауреат стипендии Иосифа Бродского.Стихи Дмитрия Веденяпина «Зал „Стравинский“» насыщены музыкой, полнотой жизни.


Рекомендуем почитать
Скучаю по тебе

Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?


Сердце в опилках

События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.


Шаги по осени считая…

Светлая и задумчивая книга новелл. Каждая страница – как осенний лист. Яркие, живые образы открывают читателю трепетную суть человеческой души…«…Мир неожиданно подарил новые краски, незнакомые ощущения. Извилистые улочки, кривоколенные переулки старой Москвы закружили, заплутали, захороводили в этой Осени. Зашуршали выщербленные тротуары порыжевшей листвой. Парки чистыми блокнотами распахнули свои объятия. Падающие листья смешались с исписанными листами…»Кулаков Владимир Александрович – жонглёр, заслуженный артист России.


Страх

Повесть опубликована в журнале «Грани», № 118, 1980 г.


В Советском Союзе не было аддерола

Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.


Времена и люди

Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.


Наследницы Белкина

Повесть — зыбкий жанр, балансирующий между большим рассказом и небольшим романом, мастерами которого были Гоголь и Чехов, Толстой и Бунин. Но фундамент неповторимого и непереводимого жанра русской повести заложили пять пушкинских «Повестей Ивана Петровича Белкина». Пять современных русских писательниц, объединенных в этой книге, продолжают и развивают традиции, заложенные Александром Сергеевичем Пушкиным. Каждая — по-своему, но вместе — показывая ее прочность и цельность.


Пепел красной коровы

Рожденная на выжженных берегах Мертвого моря, эта книга застает читателя врасплох. Она ошеломляюще искренна: рядом с колючей проволокой военной базы, эвкалиптовыми рощицами, деревьями — лимона и апельсина — через край льется жизнь невероятной силы. Так рассказы Каринэ Арутюновой возвращают миру его «истинный цвет, вкус и запах». Автору удалось в хаотическом, оглушающем шуме жизни поймать чистую и сильную ноту ее подлинности — например, в тяжелом пыльном томе с золотым тиснением на обложке, из которого избранные дети узнают о предназначении избранной красной коровы.


Видоискательница

Новая книга Софьи Купряшиной «Видоискательница» выходит после длительного перерыва: за последние шесть лет не было ни одной публикации этого важнейшего для современной словесности автора. В книге собран 51 рассказ — тексты, максимально очищенные не только от лишних «историй», но и от условного «я»: пол, возраст, род деятельности и все социальные координаты утрачивают значимость; остаются сладостно-ядовитое ощущение запредельной андрогинной России на рубеже веков и язык, временами приближенный к сокровенному бессознательному, к едва уловимому рисунку мышления.


Изобилие

Новая книга рассказов Романа Сенчина «Изобилие» – о проблеме выбора, точнее, о том, что выбора нет, а есть иллюзия, для преодоления которой необходимо либо превратиться в хищное животное, либо окончательно впасть в обывательскую спячку. Эта книга наверняка станет для кого-то не просто частью эстетики, а руководством к действию, потому что зверь, оставивший отпечатки лап на ее страницах, как минимум не наивен: он знает, что всё есть так, как есть.