Зверь дышит - [19]

Шрифт
Интервал

Тут услышал, что засвистел чайник на кухне. Пошёл, снял его с огня. Достал из холодильника пачку пельменей, двенадцать штук положил в кастрюльку, залил кипятком из чайника, поставил на огонь, помешал. Дождался, пока закипят, убавил огонь, посолил, бросил лавровый лист и накрыл крышкой… Достал из сумки батон и тюбик майонеза. Больше сумка здесь не понадобится. Отнёс её в комнату. Пощупал печку — холодная, ещё и не думала нагреваться. Пощупал масляный обогреватель — он чуть тёплый. Слабая конвекция: снизу масло нагревается, но плохо проходит в верхние, застывшие слои. Положил несколько раз обогреватель набок и снова выпрямил, слушая, как внутри журчит, перетекая, масло. Пощупал — ну вот, уже теплее… Что теперь?..


Об этом всегда имеется несгораемый шкаф высказываний.

Простейшее возражение против техники «потока сознания» состоит в том, что сей «поток» не регистрирует всех событий в психической жизни персонажа, а есть результат авторского отбора — что «важно», что «не важно», — так что, по сути, получается снова фабула, только с другими избирательными критериями. Однако это возражение имеет силу лишь в том случае, когда отношение между романом и реальностью мы считаем имитацией. Если же предположить редукцию реального универсума к произведению, то получится, что внутренний монолог действительно регистрирует весь поток сознания персонажа…

В принципе, было б недурно, если б статья закончилась сенсационной мультисекционной сентенцией.

«Прошу меня поддержать, а то я погибаю» — так он говорит или мыслит. Но он же смеялся над вещами! Сердан Офелет. Ведь это его высказывание: «Мир лежит возле вокзала». Вот и непонятно теперь, всерьёз ли он погибает. Что имел в виду мальчик, когда кричал «Волки!»?..

Летим в метель. Чёрная собака пробежала через сад, заваленный снегом.

Нет, мне это не нравится, я уже много с ними пил. — Так что? один? — Да. Лучше одному.


Однажды, много лет назад, зайдя к Сержу, я застал его собирающимся уходить. «У Анфима именины. Поедем вместе?» — «Поехали». (16 сентября). Мы спустились по тускло освещённой лестнице, и когда проходили мимо квартиры в первом этаже, дверь вдруг приоткрылась и из полумрака выглянула женщина. «Таня, ты одна? — сказал Серж. — Вианора нет? Поехали с нами. К Анфиму на именины». — «Подождите пять минут, я оденусь», — сказала она тотчас, без раздумий (при этом мне показалось, что она всхлипнула). — «Выходи. Мы пока будем ловить такси».

Потом на улице, когда мы ждали её, к нам обратился пожилой человек: «Вы не знаете, а где здесь ремонтируют музыкальные инструменты?» Я взглянул недоумённо: уж очень было похоже на пароль. (Это при том, что никакого музыкального инструмента у него в руках не было.) — «Не знаем, — небрежно отозвался Серж, — знаем только, где продают». — «Где же?» — «На Верхней Масловке». Опять похоже на отзыв к паролю, и я ещё более насторожился…

Всё это напрасно. Я отвлекался и быстро забывал свою настороженность. Это сейчас, задним числом, мне вырисовываются контуры неких знаков. А тогда…

«Если ты взялся описывать, как предмет выглядит издали, — объяснял Людовик, — то твоё описание не станет точнее, если ты примешься рассказывать о деталях, которые можно в нём заметить вблизи („при ближайшем рассмотрении“)».


— Всю жизнь прожить для того, чтобы так ничего и не понять!

— А кто что-нибудь понял? Хайдеггер? Деррида? Я тебя умоляю! Не надо мне вешать тут пьяных слёз! К тому ж, ты жизнь ещё не прожил, даже половины. Тебе сколько лет? Тридцать шесть? А ты уже складываешь лапки, хнычешь.

— А я тоже, знаешь ли, не люблю таких вот бодрячков-оптимистиков, каким ты тут мне пытаешься быть!

— Ну, договорились! По-твоему, понимание — это мистика?

— А что же? Даже Эйнштейн…

— Оставь умного человека в покое! Если будешь жить, как живёшь, — скромно, без истерики, — тебе, может быть, что-то откроется.

— Ага! Как же! Ещё один учитель жизни! Обещатель открытий!

«И что они хотят показать мне этим разговором? — думал Миша. — Да это и не разговор, а реприза двух ковёрных, произносимая неестественно возбуждённым тоном (чтобы на галёрке было слышно)».

И вдруг Миша поёжился: «Они говорят — для меня? Это я — галёрка

Он был в этом почти убеждён. В раздражении захлопнул он записную книжку и встал, подложив 20 франков под блюдечко.

Странно, что Окосов сегодня не пришёл.

Если некто со дня на день обещает другому: «Завтра я тебя навещу», — говорит ли он каждый раз одно и то же или каждый раз нечто новое?

Говори что хочешь — до тех пор, пока это не мешает тебе видеть происходящее.

У Анфима собралась обычная компания. Все свои. Плюс ещё Гога с Блезе налетели в Париж в том месяце. Был и Пев, сей вечный таинственный странник, но, кажется, вскоре ускользнул куда-то, по своему обыкновению.

Таню здесь все знали, оказывается, кроме меня. Выпив сколько-то, Таня пожаловалась на головную боль. «Я могу снять рукой головную боль», — сказал я. «Попробуй». Переместились на диван. Я стал осторожно оглаживать её затылок. Отряхивал руку, когда наливалась тяжестью. Но вскоре Таня обернулась, прикрыв глаза. Губы приблизились, подрагивая. Я поцеловал, она впилась жадно…


Еще от автора Николай Владимирович Байтов
Думай, что говоришь

Есть писатели, которым тесно внутри литературы, и они постоянно пробуют нарушить её границы. Николай Байтов, скорее, движется к некоему центру литературы, и это путешествие оказывается неожиданно бесконечным и бесконечно увлекательным. Ещё — Николай Байтов умеет выделять необыкновенно чистые и яркие краски: в его прозе сентиментальность крайне сентиментальна, печаль в высшей мере печальна, сухость суха, влажность влажна — и так далее. Если сюжет закручен, то невероятно туго, если уж отпущены вожжи, то отпущены.


Что касается

Николай Байтов родился в 1951 году в Москве, окончил Московский институт электронного машиностроения. Автор книг «Равновесия разногласий» (1990), «Прошлое в умозрениях и документах» (1998), «Времена года» (2001). В книге «Что касается» собраны стихи 90-х годов и начала 2000-х.


Клетчатый суслик

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Проблема адресации

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Сборник стихов

Стихотворение Игоря Шкляревского «Воспоминание о славгородской пыли», которым открывается февральский номер «Знамени», — сценка из провинциальной жизни, выхваченная зорким глазом поэта.Подборка стихов уроженца Петербурга Владимира Гандельсмана начинается «Блокадной балладой».Поэт Олег Дозморов, живущий ныне в Лондоне, в иноязычной среде, видимо, не случайно дал стихам говорящее название: «Казнь звуколюба».С подборкой стихов «Шуршание искр» выступает Николай Байтов, поэт и прозаик, лауреат стипендии Иосифа Бродского.Стихи Дмитрия Веденяпина «Зал „Стравинский“» насыщены музыкой, полнотой жизни.


Любовь Муры

Роман в письмах о запретной любви двух женщин на фоне одного из самых мрачных и трагических периодов в истории России — 1930–1940-х годов. Повествование наполнено яркими живыми подробностями советского быта времен расцвета сталинского социализма. Вся эта странная история началась в Крыму, в одном из санаториев курортного местечка Мисхор, где встретились киевлянка Мура и москвичка Ксюша…В книге сохранены некоторые особенности авторской орфографии и пунктуации.Николай Байтов (р. 1951) окончил Московский институт электронного машиностроения.


Рекомендуем почитать
Время сержанта Николаева

ББК 84Р7 Б 88 Художник Ю.Боровицкий Оформление А.Катцов Анатолий Николаевич БУЗУЛУКСКИЙ Время сержанта Николаева: повести, рассказы. — СПб.: Изд-во «Белл», 1994. — 224 с. «Время сержанта Николаева» — книга молодого петербургского автора А. Бузулукского. Название символическое, в чем легко убедиться. В центре повестей и рассказов, представленных в сборнике, — наше Время, со всеми закономерными странностями, плавное и порывистое, мучительное и смешное. ISBN 5-85474-022-2 © А.Бузулукский, 1994. © Ю.Боровицкий, А.Катцов (оформление), 1994.


Берлинский боксерский клуб

Карл Штерн живет в Берлине, ему четырнадцать лет, он хорошо учится, но больше всего любит рисовать и мечтает стать художником-иллюстратором. В последний день учебного года на Карла нападают члены банды «Волчья стая», убежденные нацисты из его школы. На дворе 1934 год. Гитлер уже у власти, и то, что Карл – еврей, теперь становится проблемой. В тот же день на вернисаже в галерее отца Карл встречает Макса Шмелинга, живую легенду бокса, «идеального арийца». Макс предлагает Карлу брать у него уроки бокса…


Ничего не происходит

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Митькины родители

Опубликовано в журнале «Огонёк» № 15 1987 год.


Митино счастье

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Обыкновенный русский роман

Роман Михаила Енотова — это одновременно триллер и эссе, попытка молодого человека найти место в современной истории. Главный герой — обычный современный интеллигент, который работает сценаристом, читает лекции о кино и нещадно тренируется, выковывая из себя воина. В церкви он заводит интересное знакомство и вскоре становится членом опричного братства.


Мандустра

Собрание всех рассказов культового московского писателя Егора Радова (1962–2009), в том числе не публиковавшихся прежде. В книгу включены тексты, обнаруженные в бумажном архиве писателя, на электронных носителях, в отделе рукописных фондов Государственного Литературного музея, а также напечатанные в журналах «Птюч», «WAM» и газете «Еще». Отдельные рассказы переводились на французский, немецкий, словацкий, болгарский и финский языки. Именно короткие тексты принесли автору известность.


Персона вне достоверности

Пространство и время, иллюзорность мира и сновидения, мировая история и смерть — вот основные темы книги «Персона вне достоверности». Читателю предстоит стать свидетелем феерических событий, в которых переплетаются вымысел и действительность, мистификация и достоверные факты. И хотя художественный мир писателя вовлекает в свою орбиту реалии необычные, а порой и экзотические, дух этого мира обладает общечеловеческими свойствами.


Наследницы Белкина

Повесть — зыбкий жанр, балансирующий между большим рассказом и небольшим романом, мастерами которого были Гоголь и Чехов, Толстой и Бунин. Но фундамент неповторимого и непереводимого жанра русской повести заложили пять пушкинских «Повестей Ивана Петровича Белкина». Пять современных русских писательниц, объединенных в этой книге, продолжают и развивают традиции, заложенные Александром Сергеевичем Пушкиным. Каждая — по-своему, но вместе — показывая ее прочность и цельность.


Изобилие

Новая книга рассказов Романа Сенчина «Изобилие» – о проблеме выбора, точнее, о том, что выбора нет, а есть иллюзия, для преодоления которой необходимо либо превратиться в хищное животное, либо окончательно впасть в обывательскую спячку. Эта книга наверняка станет для кого-то не просто частью эстетики, а руководством к действию, потому что зверь, оставивший отпечатки лап на ее страницах, как минимум не наивен: он знает, что всё есть так, как есть.