Игорь начинал терять самообладание. Усилием воли он взял себя в руки.
— Ну и что? Каждый где-то работает.
— Вы не поняли, я к тому, что Ивана Маратовича уволили, и вы сразу появились. А теперь оказывается — вы ничего не знаете.
— Вот именно, красавица, а если ты мне что-нибудь расскажешь, глядишь, я не только началь-ником охраны стану, но и всей вашей… вашего… , — Красильников вопросительно глянул на девушку. — Кстати, а что у вас здесь?
Девушка смутилась.
— Ну, производство, какое-то, или склады… или… Не знаю я. И никто из местных не знает. Нас, как обслуживающий персонал нанимали. Наверху только приезжие работают. Они и живут отдельно.
— Да, ты, Верочка, не волнуйся так. Меньше знаешь — крепче спишь. Главное, чтобы платили хорошо. Верно, красавица?
Игорь смотрел, на дымящийся борщ, на золотистые ломтики картошки, на хорошо прожаренный кусок мяса и впервые за многие годы чувствовал приступ аппетита. Не потребность успокоить ноющий и отравленный алкоголем желудок, а огромное желание попробовать всё, ощутить вкус и аромат каждого блюда. Когда, в последний раз он вот так вот сидел за столом и поглощал полноценную человеческую пищу?
«Не расклеиваться, Красильников! — капитан отбросил мысли, достойные разве что слюнтяя Паранова. — Не хватало ещё из-за тарелки борща сопли распустить! Отставить! Кому-то в этой жизни комплексные обеды жрать, а кому-то разгребать чужое дерьмо. Так что расслабься и получай удовольствие. А дурацкие идеи засунь куда подальше».
Девушка между тем закончила уборку, по ходу дела объясняя капитану где что лежит и чем как пользоваться. После она уселась напротив Игоря и самым бесцеремонным образом уставилась на капитана. Красильников давно уже привык уничтожать скудный продпаёк в полном одиночестве. Шикарный, почти семейный обед и пристальный взгляд горничной не на шутку смутили капитана. Он чуть не подавился.
— У меня третий глаз на лбу прорезался? — буркнул Игорь.
Вера улыбнулась:
— Извините. Просто вы едите, словно только что из тюрьмы.
— Откуда?!
— Из тюрьмы.
— Доводилось бывать?
— Что вы! У подруги брат недавно освободился. Он первое время так же ел. Вы его знаете — Виталик Чугунов.
— Чугунов? Не припоминаю.
— Вы его посадили. Десять лет назад.
— Дорогая моя, я никого не сажаю! Я ловлю преступников, чтобы они предстали перед судом. Вот суд-то у нас сроки заключения и определяет. Ясно?
— Ясно, но я думала, вы его помните.
— Верочка, солнышко, я смутно помню, что было в прошлом году, а ты мне десять лет назад… Ты знаешь сколько таких вот Виталиков с тех пор при моём содействии на зону отчалило? Я, что каждого помнить обязан. Твой приятель, наверняка по какой-нибудь ерунде проходил. Чугунов… Чугунов… Не помню. Ты к нему неровно дышишь?
Девушка смутилась, затем рассердилась:
— Никак я к нему не дышу! Просто не думала, что вы отправляете человека в тюрьму, ломаете ему жизнь и сразу же об этом забываете.
— Ого, по твоему я должен каждому урке передачки носить?! Письма писать?! Жалеть его невинно осужденного?! Меня, между прочим, никто…
Игорь осёкся — ситуация дурацкая — сидит взрослый мужик и спорит с девчонкой неизвестно о чём, вроде и на жизнь пожаловаться собрался. Смех!!! Ох, как бы сейчас не помешало пропустить стаканчик-другой чего-либо согревающего кровь и успокаивающего нервы. Совсем не помешало бы. Но… Хорошо, хоть сигареты есть.
— Ладно, наплюй и забудь, — ухмылку Красильникова вряд ли кто назвал бы примиряющей, но улыбаться по-другому капитан давно уже разучился. — Нервы у меня иногда пошаливают. Возраст, наверное… Ты уж извини больного старого человека, а?
— Все вы больные и старые, когда рыльце в пушку, — девчонка, неумело разыгрывала роль опытной женщины. — А только вас простишь, сразу выздоравливаете и молодеете. Ну, ладно, на первый раз.
Из груди горничной вырвался вздох под завязку наполненный грузом вековой печали и всепро-щения. Игорь заметил, что не отрывает взгляд, от соблазнительно двигающейся выпуклости и от в меру скромного, но всё же навевающего кое-какие мысли декольте. Чёрт возьми, при отсутствии алкоголя мозг Красильникова метался в поисках нового раздражителя! После ухода жены капитану вполне хватало случайных, быстро забывающихся связей, в промежутках между победой над утренним похмельем и новым приступом тошноты и ненависти к окружающему миру. Игорь ни помнил ни имён, ни лиц ночных подруг. Впрочем, лица некоторых лучше и не вспоминать, особенно, когда желудок и без того упорно рвётся наружу. Проклятие, неужто вынужденное отлучение от дурманяще-го источника начинает обращать его в какого-то Казанову?! Это называется из огня, да в полымя!
«Не о том думаешь, капитан, — Игорь слышал голосок, часто приходивший на помощь в самых патовых ситуациях, правда, тот же самый голосок, с мерзкой бестактностью и садистской настырностью, частенько принимался рассуждать о превращающейся в хлев квартире, о далеко не юношеском возрасте Красильникова и о его погружающейся в алкогольную трясину жизни, — лучше прикинь, как можно девчонку перетащить на свою сторону… Так, чтобы она этого не заметила, и даже получила удовольствие. Хе!»
