Зуп на краю дороги - [8]

Впрочем, Рута отметила этот факт равнодушно, безо всякого беспокойства или, более того, неудовольствия. Так, глянула мельком и отвернулась. Горячий кофе был для нее сейчас гораздо важнее: спросонья стало холодно настолько, что ее принялась бить неудержимая дрожь. Похоже, Барабаш слегка приукрасил достоинства комбинезона. Нет уж, тут может помочь только кофе. Да и с парой бутербродов тоже не мешало бы разобраться.

Пока она, тщетно пытаясь унять дрожь, поглощала завтрак, рассвело уже по-настоящему. А потом все вокруг вдруг окрасилось в зеленый свет.

Рута подняла голову и, позабыв о холоде, вскрикнула от восторга: над иссиня-черными горами на востоке полыхало изумрудное зарево. Как задник театральной декорации... Руте вдруг показалось, что она и вправду принимает участие в некоем спектакле. Вот только текст актрисой выучен отвратительно. Да и непонятно до сих пор хоть спектакль уже и начался, - играет она в нем главную роль или так, массовка...

Она помотала головой, отбрасывая от себя эти несвоевременные мысли, допила кофе и принялась собирать рюкзак. Потом спохватилась, достала из бокового кармана зеркальце, взглянула. На нее смотрело опухшее со сна лицо, под глазами явственно проступили темные круги. А в остальном эта мордашка была очень симпатичной. Рута подумала, что если бы родилась мужчиной, смотрящая из зеркала женщина ей вполне бы приглянулась. Даже освещенная изумрудным сиянием... Рута не удержалась, достала из рюкзака косметичку, подкрасила губы. И улыбнулась: с чего она взяла, что Рэд любит в ней именно мордашку. А может быть его гораздо больше привлекает то, что спрятано под комбинезоном. Впрочем, какая разница? Главное, он ее любит. Что ей еще требуется? Разве лишь, чтобы он был с нею рядом и дальше. Но для этого придется потрудиться. Ох как придется!..

Привычные манипуляции настроили ее на грядущий день. Как дома... Барабашу, наверное, и в голову не могло прийти, что в Зоне позволительно красить губы. Рута снова улыбнулась, спрятала косметичку и зеркальце в карман рюкзака. Застегнула клапан, поднялась на ноги.

Восток привычно алел: солнце уже убило зеленую зарю. Насыпь была видна хорошо, и вполне можно было отправляться в дорогу.

Рута достала карту, развернула. И вновь почувствовала себя девочкой-скаутом, веселой и беззаботной хохотушкой, еще слишком далекой от понимания всего того, что принесло городу Посещение. Посещение в первую очередь затронуло взрослых, а они, дети, воспринимали все как должное. Впрочем, слава Богу, что через некоторое время после Посещения отцы города попытались сделать вид, будто ничего не произошло, и попробовали вернуть жизнь города в привычную колею. В общем-то, у них ничего не вышло. Но отряды скаутов пару лет просуществовали: кому-то пришло в голову, что дети должны быть готовы к предстоящим жизненным испытаниям. И слава Богу! Во всяком случае, Рута была отцам города благодарна. Хорошо бы она тут смотрелась сейчас, имея за спиной лишь кухоннопостирочную подготовку!..

Она убрала карту в карман, обошла лощинку и поднялась на насыпь.

И сразу же возник туман, неизвестно откуда (только что его не было) начал наползать с двух сторон на насыпь. И наполз - спереди и сзади. А вот возле Руты было почему-то по-прежнему чисто, словно кто-то воздвиг вокруг нее невидимую стену. Впрочем, стеной и не пахло. Вернее, пахло. Вернее, эта стена получилась преодолимой для запахов - откуда-то справа откровенно тянуло тухлятиной. Кажется, там на карте указано болото. Впрочем, ей туда не надо, ей надо вперед, по шпалам, до вагонеток. А вот что ей еще надо, так это проползти потом на карачках полтора километра. Вот тут и будет настоящее испытание ее скаутским способностям. Да еще Барабаш обещал там нестерпимую вонь...

Идти по шпалам оказалось достаточно легко, потому что они практически вросли в землю. Появилось даже желание попрыгать по ним на одной ножке - как в детстве, когда играли в классики. И она бы попрыгала, если бы это не было слишком глупо. И если бы Барабаш не предупреждал, что в Зоне надо всегда держать ухо востро. Даже если дорога и представляется тебе полностью безопасной. Вернее, тем более, если дорога представляется полностью безопасной. Поэтому Рута прыгать на одной ножке не стала. Просто поправила рюкзак и пошла дальше.

Туман по-прежнему клубился со всех сторон, закручивался четко очерченными спиралями, резво набрасывался на невидимую стену. Но к Руте не подступал. Теперь тухлятиной уже не пахло, пахло мокрой ржавчиной. Этот запах был все-таки приятнее, не наталкивал на тягостные мысли. Впрочем, кому в Зоне интересно, какие ее терзают мысли?

И тут откуда-то из тумана донесся длинный тоскливый скрип. Руту аж подбросило - так однажды ночью дома закричала Мартышка. Рута проснулась вся в испарине и, обмирая, схватила Рэдрика за руку. А потом из своей комнаты очень похоже отозвался Рэдриков папаня.

Они перекликались друг с другом, а Рута с Рэдриком лежали, держась за руки и боясь пошевелиться. Наконец, когда жуткие собеседники замолкли, Рэдрик, полежав еще немного, встал и спустился на кухню. Когда он вернулся, от него явно пахло коньяком. Он плюхнулся рядом, разодрал на ней рубашку и впился губами в сосок левой груди. И отдаваясь ему, Рута поняла, что на сей раз он вовсе не занимался с нею любовью. Он просто прятался в ее теле от одолевавших его страхов. Потому что коньяк на сей раз оказался для него слишком ненадежной защитой. Тем не менее с этой ночи он запил. Рута тоже бы с удовольствием запила, но на кого бы тогда осталась Мартышка...