Зулейка Добсон, или Оксфордская история любви - [16]

— И что, — спросила Зулейка, — она влюбилась в кого-нибудь из славных юношей?

— Вы забываете — холодно сказал герцог, — у нее был муж из моего рода.

— Ой, прошу прощения. Но скажите: они все ею восхищались?

— Да. Все до единого, безмерно, безумно.

— Хм, — пробормотала Зулейка с понятливой улыбкой. Затем чуть нахмурилась. — И все же, — винила она с некоторой досадой, — вряд ли у нее было так уж много поклонников. Она или не выходила в свет.

— Тэнкертон, — сухо сказал герцог, — большое поместье, а мой прапрадедушка был крайне гостеприимен. Однако, — добавил он, изумленный тем, что она снова совсем его не поняла, я эту историю рассказал не для того, чтобы вам соревноваться с соперницей из прошлого, а чтобы избавить от опасений, которые, боюсь, вызвал чересчур подробным рассказом о великолепии жизни, в которую вы перенесетесь, приняв мое предложение.

— Опасений? Каких опасений?

— Что вам будет тяжело дышаться — что вы изголодаетесь (если позволите так сказать) среди земляничных листьев. И потому я рассказал историю Мег Спидуэлл, и как она жила припеваючи. Нет, послушайте! В моих жилах течет кровь того, кто был ее господином. Думаю, я могу похвастаться тем, что отчасти унаследовал его мудрость. В любом случае, его пример мне послужит наукой. Не думайте, будто, женившись на вас, я потребую, чтобы вы себе изменили. Я приму вас с радостью такой, какая вы есть. Я вас буду всегда поощрять в том, чтобы вы оставались сама собой неотразимой представительницей верхнего среднего класса, которая благодаря своеобразно вольному образу жизни приобрела определенную свободу манер. Отгадайте, какой будет мой главный свадебный подарок? У Мег Спидуэлл была маслобойня. Для вас на дворе возведут другую постройку — элегантный павильон, в котором вы каждый вечер, кроме воскресенья, будете показывать фокусы — мне, моим арендаторам и слугам, и соседям, если те захотят заглянуть. Видя мое одобрение, вас никто не осудит. Так повторится прелестная история Мег Спидуэлл. Вы ради удовольствия — нет, послушайте! — будете заниматься милым низким ремеслом, которым…

— Не хочу больше слышать ни единого слова! — закричала Зулейка. — В жизни не встречала такого нахала. Я, к вашему сведению, из очень хорошей семьи. Меня принимают в лучшем обществе. Мои манеры совершенно безупречны. Я бы прекрасно знала, как себя вести, окажись я на месте двадцати герцогинь разом. Что касается того, которое вы предлагаете, то я от него отказываюсь. Оно мне не нужно. Говорю вам…

— Тише, — сказал герцог, — тише! Вы переволновались. Сейчас толпа под окном соберется. Ну полноте! Извините. Я думал…

— Знаю я, что вы думали, — сказала Зулейка. — Вы хотели как лучше. Простите, что вспылила. Но поймите же, я говорю, как есть: я за вас не выйду потому что я вас не люблю. Уж наверное, есть своя польза стать вашей герцогиней. Но дело в том, что у меня нет житейской мудрости. Для меня брак — таинство. Мне так же невозможно выйти за того, по кому не схожу с ума, как за того, кто сходит с ума по мне. Иначе я бы уже давно не ходила в девицах. Друг мой, не думайте, что я в былые дни не отвергла пару десятков не менее выгодных женихов.

— Не менее выгодных? Это каких? — нахмурился герцог.

— Ну, эрцгерцог такой, великий князь сякой, его светлейшее высочество этакий. У меня отвратительная память на имена.

— И мое имя вы, наверное, тоже скоро забудете?

— Нет. Ну нет. Вас я запомню навсегда. Видите ли, я вас любила. Вы меня обманом влюбили… — она вздохнула. — Эх, будь вы так сильны, как мне показались… Впрочем, одним поклонником больше. Тоже что-то. — Она наклонилась с лукавой усмешкой: — Ваши запонки, покажите их еще раз.

Герцог показал их в горсти. Зулейка чуть тронула их с благоговением туриста, прикасающегося к священной реликвии.

Наконец, она сказала:

— Дайте мне их. Я их спрячу в потайном отделении шкатулки.

Герцог закрыл кулак.

— Дайте! — взмолилась она. — Остальные мои драгоценности ничего для меня не значат. Никогда не могу вспомнить, кто какое подарил. С этими будет иначе. Я навсегда запомню их историю… Дайте!

— Просите что угодно, — сказал герцог, — но это единственный предмет, с которым я не готов расстаться — даже ради вас, освятившей его.

Зулейка надула губы. Она собралась было упорствовать, но передумала и замолчала.

— Ладно! — обронила она затем. — А что с гонками? Вы меня туда проводите?

— Гонки? Какие гонки? — пробормотал герцог. — Ах да. Я забыл. Вы действительно хотите смотреть?

— Ну конечно! Это же весело, нет?

— У вас настроение для веселья? Ну, времени еще достаточно. Второй дивизион гребет не раньше половины пятого.

— Почему второй дивизион? Не можете меня сводить на первый?

— Он гребет после шести.

— Немного странный порядок.

— Безусловно. В Оксфорде всегда были сложности с математикой.

— Да ведь нет еще трех! — воскликнула Зулейка, скорбно посмотрев на часы. — И что все это время делать?

— Я вас недостаточно развлекаю? — горько спросил герцог.

— Если честно, нет. Может, тут с вами товарищ какой живет?

— Да, этажом выше. По имени Ноукс.

— Низкий, в очках?

— Очень низкий, в очень больших очках.

— Мне вчера его показали по пути со станции… Нет, не думаю, что хочу его видеть. Что у вас с ним может быть общего?