Зубы Хроноса - [57]

Я вспомнил, как в последний день рождения Иоаны неожиданно вошел в ее комнату и увидел множество малышей, столпившихся вокруг перевернутого стула.

— Тш-ш-ш… — шепнула мне Иоана, повернув ко мне личико, преображенное страхом. — Ты его разбудишь!

Стул оказался заснувшим львом…

Примерно такой же породы должна быть и красная лягушка, решил я, и, взяв дочку за руку, отправился с ней на прогулку. Мы шли, как двое взрослых, лишь изредка перекидываясь парой слов и спокойно любуясь окрестностями, потому что Иоана чувствует, когда мне не хочется отвечать на ее бесконечные вопросы, и умеет молчать. Мы прокатились по Дунаю на лодке, выкупались и вернулись домой. День прошел без особых инцидентов.

Но назавтра я стал свидетелем событий, которые заставили меня задуматься. Я взял книгу и уселся с ней под кроной ореха, росшего в углу сада; Иоана играла в прятки с малышами хозяйки и соседскими ребятишками. В мирной атмосфере каникул их крики и смех не мешали мне, а напротив, казались тоже мирными и спокойными, и наверное я задремал с книгой на коленях. Открыв глаза, я увидел, что, всем телом прижавшись к стволу ореха, Иоана «дежурит». Она спрятала лицо в согнутую левую руку, в то время как правая свисала у нее вдоль тела, ладонью наружу. Я помню, что заметил красноту кожи и удивился тому, как долго не проходит раздражение, на которое она, к счастью, больше не жаловалась.

— Готово? — крикнула Иоана, не поднимая головы.

Она подождала еще секунду и, не получая ответа от товарищей по игре, не желавших выдавать свои убежища, повернулась к ореху спиной. И тут, к своему великому удивлению, я услышал: — Мариоара! За ивой возле забора. Раз, два, три… Гицэ! За свинарником! Раз, два, три… Василе! На яблоне! Раз, два, три.

И так, по порядку, она назвала все укромные уголки, в которых прятались дети. Один за другим они выходили теперь из своих убежищ и приближались к нам, поглядывая на Иоану из-под опущенных ресниц. Я понял, что они стесняются меня, но что, если бы меня здесь не было, они разоблачили бы мою дочь, которая, несомненно, «дежурила» нечестно. Я уткнулся в книгу, притворяясь, что ничего не заметил. Иоана была оживлена, весела и горда, она обнаружила все убежища, даже не начав искать ребятишек.

— Чья очередь дежурить? — спросила она, но ей никто не ответил.

Переминаясь с ноги на ногу, все смотрели на нее недружелюбно.

— Я больше не играю, — осмелился наконец Гицэ, маленький плотный мальчуган.

И, решительно шмыгнув носом, он повернулся на пятках и направился к воротам.

— Я тоже, — сказала Мариоара.

Разочарованная, Иоана смотрела на них с таким видом, словно ничего не понимала, и это огорчило меня больше всего.

— Почему? — крикнула она. — Ведь еще рано!

Но дети все так же молча и медленно удалялись.

Потом вдруг кинулись бежать, и вскоре их голоса послышались по другую сторону плетня.

Я был огорчен и сердит. Ведь я относился к своей дочери с полным доверием! А тут был не просто обман: она еще и притворялась, что не видит, что он всеми обнаружен. Мне йе хотелось вмешиваться в игру детей, но было просто необходимо кое-что выяснить. Наверное, мой голос слегка дрожал, когда я спросил: — Почему ты это сделала?

Девочка повернулась ко мне; на ее лице было написано горькое разочарование.

— Да что я сделала? Почему они обиделись?

— Значит, ты поняла, что они обиделись…

— Да. Но почему? Ведь я не сделала ничего плохого.

Я помолчал. Потом протянул руку: — Иоана! Иди-ка сюда! Вот так. Посмотри мне в глаза.

Она стойко выдержала мой взгляд, потом, покраснев, поднесла палец к губам.

— Как? Ты думаешь, что… И они тоже?..

Иоана так хорошо притворялась, что, не будь я свидетелем игры, я мог бы поклясться, что ее обвинили напрасно. Глаза девочки наполнились слезами. Я почувствовал, что она напряглась и вся кровь отхлынула у нее от лица.

— Как им не стыдно! — воскликнула она. — Просто они рассердились, что я нашла их так быстро.

Хотя мне было не легко, я решил сдержаться и заговорил спокойно и раздельно: — Они рассердились не потому, что ты их нашла.

Они рассердились, потому что ты подглядывала и увидела, где они спрятались.

— Неправда!

— Нет? Тогда откуда же ты знала, где спрятался каждый?

И тут я увидел, что она сбита с толку. Как это ни странно, у меня было полное впечатление, что она и сама впервые задумалась о том, как смогла найти их так быстро.

— Не знаю, — шепнула она. — Но я знала. Я повернулась и знала.

Больше я ничего не мог из нее выжать. Она ни за что не хотела признать свою явную вину и тем более — признаться в ней перед товарищами по игре. То, что представлялось сначала всего лишь детской ошибкой, оказалось свидетельством дурного характера, и мне пришлось наказать ее, не разрешив на следующий день пойти со мной на прогулку. Для Иоаны этого наказания было достаточно. Но, так как дети ссорятся и мирятся по каким-то своим, непонятным нам законам, вернувшись, я застал ее играющей с теми самыми малышами, у которых, как мне казалось, она должна была просить прощения. Может быть, она это сделала? Казалось, они на нее совсем не сердятся, но меня это событие глубоко взволновало, поколебав мою веру в собственного ребенка.