Зубы Хроноса - [39]

Нахмурившись и опустив голову, он смотрел прямо перед собой. И вдруг женщина поняла, как странно выглядит их волнение здесь, среди полуразрушенных колонн…

— Почему ты ни о чем не рассказываешь мне, Витторио?

Она чувствовала усталость и ей хотелось заснуть, забыть… Она знала, что спрашивает напрасно. Витторио, никогда не скажет ей ничего, и у нее больше нет силы понапрасну биться о стену молчания, которой он окружил себя.

— Я люблю тебя, Джованна, — сказал он вдруг, и в его голосе прозвучала такая глубокая боль, что сердце женщины дрогнуло, и в нем снова возникли казалось бы забытые страхи.

Упрямое волнение и глубокие муки мужчины, открывшиеся ей только этой ночью, рождались его любовью к ней. Но разве ее мучила не та же любовь — с той самой минуты, как они встретились?

— Почему наша любовь так печальна, Витторио? — спросила она, прижавшись к нему.

— Она не печальна, — прошептал он с каким-то глухим упрямством. И настойчиво повторил: — Нет, она не печальна…

И Джованна почувствовала, что он не столько говорит для нее, сколько пытается убедить какого-то невидимого собеседника.

— Кто такой Парпария? — спросила она. — Вы родственники?

— Родственники? — удивился Витторио. Но тут же с непонятной поспешностью добавил: — Да, в какомто смысле…

— Как все это тяжело! — вздохнула Джованна, и ее рука, обнимавшая его, бессильно упала.

И снова мост, переброшенный между ними, оказался слишком коротким, и их порыв как всегда, повис в бездне. Огорченная, она отстранилась от Витторио.

— Все было бы иначе, если бы у нас был ребенок! — сказал он вдруг. — Все стало бы гораздо проще… Джованна!

Он говорил со страстностью, которой она в нем не знала, и его слова, горячие и нетерпеливые, охватывали ее, разрастаясь с неведомой силой и не теряя своего волнующего смысла. Ребенок от Витторио! Крохотное существо, которое она будет кормить своей грудью и в котором, понятном и близком, она найдет его, навсегда слитым с ее существом… У нее закружилась голова, и она закрыла глаза, но поняла, что пошатнулась, только когда почувствовала, как ее обхватили руки Витторио.

Луна зашла. Они были вдвоем во мраке.

— Я не вижу никакой причины для того, чтобы у вас не было детей, — произнес доктор.

Это был пожилой человек; скрестив на груди руки, он говорил с безмятежным спокойствием. «Так, вероятно, выглядели когда-то священники», — подумала Джованна, глядя на его пальцы. Она знала, что поставленные им диагнозы были непогрешимы, как показания робота.

— Вы абсолютно уверены? — все же спросила она; он, казалось, не обиделся, но ограничился тем, что, склонив лысину, повторил тем же тоном: — Абсолютно уверен.

Он не понимал волнения пациентки, но его и не интересовали причины этого волнения. На ее месте всякая женщина обрадовалась бы… И, так как молчание затягивалось, он решил, что его обязанность напомнить ей о пациентках, которые ждут его там, в зале.

— У вас есть еще вопросы?

Женщина взглянула на него, словно только что пробудившись ото сна, и поспешно ответила: — Нет, доктор, спасибо…

Она быстро пересекла зал ожидания и бесцельно пошла по улице. После тишины кабинета шум улицы показался ей оглушительным, но ей хотелось, чтобы он был еще более резким, чтобы мог заглушить голоса Витторио и Парпарии, гремевшие у нее в ушах, словно усиленные какими-то странными громкоговорителями: «Ведь еще ничто не доказано…» «Анализы не оставляют никаких сомнений…» Она не знала, о чем они говорили посреди развалин Помпеи, но вспомнила, что ими упоминались библейские ангелы, и не понимала, как наивная легенда первобытных людей могла так взволновать Витторио. По правде сказать, его беспокойство несколько оправдывали слова доктора со странным обликом священника. То, что с ними случилось, было совершенно не естественно… Почему у них нет детей? Ведь Джованна знала, как горячо хотелось ей подарить жизнь ребенку, который будет мостиком к Витторио, а он ждал малыша с болезненной надеждой, словно бы под вопрос ставилась сама его жизнь. Она чувствовала это с такой силой, что начала мечтать о том, чтобы у нее обнаружился какой-нибудь физический порок, который позволил бы ей взять на себя всю вину и тем успокоить волнение мужчины. Но доктор разрушил и эту наивную иллюзию…

Движущийся тротуар нес ее вперед очень быстро, но, словно недовольная его темпами, Джованна побежала. Ей казалось, что если она узнает, что волнует Витторио, все станет на свое место, ибо ничто — ни известие о какой-либо ошибке, совершенной им некогда, ни возможная наследственная болезнь — не могло быть более мучительным, чем эта вечная таинственность и вечный страх. Но тут она вспомнила, что тайна Витторио — не обычная тайна, и почувствовала, что ее охватывают неясные предчувствия. Зная его вот уже два года, она понимала, что Витторио не остановился бы перед тем, чтобы поделиться с ней всем, чем можно было поделиться. Если он молчал, это значило, что тайна принадлежала не ему одному или несла в себе какое-то откровение (Джованна колебалась, не решаясь признать то, что, может быть, открыла ее интуиция, когда она определила взгляд серых глаз Витторио в стихах, написанных после их первой встречи), да, нечеловеческое откровение! Парпария говорил об ангелах.