Зуб мамонта. Летопись мертвого города - [86]

Шрифт
Интервал

Уже никогда не повторятся ночные беседы во дворе Мамонтовых. Гитара, телескоп. Разговоры обо всем. Смех. «Дай мне посмотреть», — Света отодвигает его щекой от окуляра. От нее пахнет семечками. «Руслан, а Антон еще не курит?» — спрашивает Любовь Тарасовна. «Ма! — в голосе Антона укор и предостережение. — Если хочешь знать, Руслан, когда ныряет, не курит». И пусть ему отрежут язык, если это неправда. Ни разу он не видел, чтобы Руслан погружался в воду с горящей сигаретой. Ничего обидного в вопросе Светиной мамы нет, но Руслан чувствует себя прокаженным в детском саду. «Ты на нее не обижайся, — говорит Антон, провожая его до границы мертвого города, — она ничего не имела в виду». Руслан закуривает, смотрит на падающую звезду и говорит: «На всякий случай: я наркоман». «На какой случай?» — растерялся Антон. Жутковато. Все равно что «я вампир». «На всякий. Знаешь, в средние века прокаженный обязан был предупреждать о себе колокольчиком». — «Ну, ты особенно-то не звони». — «А я и не звоню. Об этом знает только отец и теперь ты. Наточи гарпун и, если что, стреляй».

Глинистый обрыв берега со следами недавнего обвала. Вывороченные корни осины. Распарываемый острыми сучьями поток. А чуть дальше каменный остров режет реку на два пенных переката. Дикая красота вызывает страх. За ней всегда прячется тоска вечности.

— Эй, засони, просыпайтесь! — кричит Пушкин. — Днища о камни пропорете.

В дожди Мамонтовы плели корзины и пели под гитару песни собственного сочинения. Поскольку большинство песен сочинялось также в дождливую погоду, были они задушевны, если не сказать печальны.

— Да, — сказал Пушкин, — а это не так просто. Все руки исколол.

На половиках ворохом лежали ивовые прутья и пахли рекой, а вокруг — на диване, на стульях, на полу — сидели Мамонтовы со товарищи. У каждого в руках — зеленое ивовое солнце с упругими, хлесткими лучиками — днище выплетаемой корзины.

— А раньше, между прочим, это было обычным делом, — сказал Антон.

— Раньше — это когда? — спросил Пушкин.

— Ну, совсем раньше.

— И с чего ты это взял?

— Вот говорят: лыка не вяжет. То есть человек настолько пьяный, что не может заниматься даже таким простым делом, как плетение лыка, то есть лаптей. Ты бы, брат Пушкин, и трезвым не смог сплести лапти, — объяснил Антон. — И вообще раньше человек все мог: дом построить, лодку сделать, шубу сшить, валенки скатать. Все. А сейчас пусти тебя, Пушкин, в городской парк с компасом, ты заблудишься и пропадешь.

Он знал, что говорил, потому что в отличие от остальных плел короб из бересты.

В открытой форточке шумел дождь, и время от времени долетали раскаты грома. Изредка порывом ветра с улицы заносило несколько дождинок, и они сотрясали букет полевых цветов, стоящих в стеклянной банке на журнальном столике. Кроме обычных дикоросов он был составлен из веточек лесной вишни с крупными красными ягодами, усатых колосьев и огромных белых шаров, похожих на одуванчики. Руслан сидел на полу, мучаясь со своим тальниковым солнцем.

— Черви, должно быть, на асфальт повылазили, — сказал Антон, посмотрев в окно, — надо бы сходить пособирать. — Но никто не откликнулся на его предложение. — Па, а где твои болотные сапоги?

Он, конечно, знал, что сапоги стоят на веранде. Где же им еще быть. Но плетущие корзины сделали вид, что не поняли, для чего он это спросил. Не дождавшись добровольцев, Антон вздохнул, отложил короб и вышел. Белый голубь вылетел из ковчега разведать: кончился ли потоп. Через минуту он постучал в окно. Полиэтиленовый плащ с капюшоном сделал из него прозрачное невесомое существо. Антон скорчил рожу и исчез в дожде.

— Вы когда уезжаете? — спросил Тучка.

Из форточки дохнуло близкой осенью, журавлиной грустью расставания. Рай в аду не может длиться долго.

— Двадцать пятого, — кратко ответил Виктор Николаевич, холодно сверкнув очками. Повисла пауза.

— А что там новенького сочинил Морковкин? — спросил Пушкин.

Старший Мамонтов отложил корзину и, не вставая с дивана, нагнулся за старой «гэдээровской» гитарой. Пока он настраивал инструмент, остальные продолжали заниматься паучьим ремеслом. Зеленые солнца крутились в руках, постукивая лучами о пол. Эти корзины у бабы Нади были повсюду — в кладовой, в сарае, в погребе, на чердаке. Из тальниковых прутьев сплетены короба, напольные вазы, хлебница и даже люстра. Корзины раздаривались потом всему вдовьему курмышу. Хорошо в них собирать картошку. Наберешь полную корзину, встряхнешь — земля сквозь прутья и просеется. А картошка чистая получается.

Жить в деревне у нас стало сложно.
Прошлой ночью — ну что за дела —
Мне приснилась чужая таможня
На границе родного села.

Голос у Мамонтова не сильный, с хрипотцой. Но когда он пел, закрыв глаза, вокруг него словно бы появлялось легкое золотое сияние.

А таможенник, старый приятель,
Вместе с ним мы прошли Крым и рым,
Конфискует в полнеба закаты
И тумана березовый дым,
Контрабандные запахи поля,
Грохот грома и шелест дождя,
Цвет черемух и вольную волю
Да тоскующий крик журавля.
Что творишь ты, товарищ мой старый?
Как прокрался в предутренний сон?
У кого конфискуешь гитару
И серебряных струн перезвон?

Еще от автора Николай Николаевич Веревочкин
Гроза с заячьим хвостиком

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Человек без имени

Главный герой повести — человек не только без имени, но и без фамилии, без прошлого. Бомж, потерявший память, путающий реальность и сон, утративший дом, семью, имя — но не талант. Судьба приводит его в дом профессионального художника Мирофана Удищева, наделенного всем, кроме таланта и совести. В чем смысл жизни — в безоглядном окрыляющем творчестве, не приносящем никакого дохода, или таком же безоглядном стремлении к наживе — любой ценой, даже ценой эксплуатации чужого таланта? Время или люди виноваты в торжестве бездарности и подлости, окружающем нас? Такие вопросы ставит Николай Веревочкин в своем произведении.История, рассказанная автором, грустна, жестока, но … вполне реальна в наши дни.


Городской леший, или Ероха без подвоха

Сказочная повесть. Цивилизация губит природу. Бесчинствуют браконьеры. Может быть, природу спасет искусство? Наивно, но ведь это сказка. Художник Мамонтов превращается в лешего и объявляет городу войну: охота на охотников круглый год без лицензии, за каждое срубленное дерево — сожженный автомобиль. «Если человек из города приезжает в лес и убивает животных, почему бы лешему не спуститься в город, чтобы поохотиться на автомобили?.. В городе действует подполье леших. Охотятся загоном».


Место сбора при землетрясении

Повесть о художнике-карикатуристе.


Белая дыра

Что такое «черная дыра» мы более или менее знаем из книг о космосе и из научной фантастики. А — «белая дыра»? Николай Верёвочкин утверждает, что есть и такое явление. Герои романа живут обычной жизнью, но постоянно попадают в необычные ситуации. Прокл Шайкин очень хочет разбогатеть, но его на пути к золоту ожидают сплошные дыры-перевёртыши, местами невероятно мерзкие. Одной семейки, интимно спящей с домашними животными, и отвратительной крысобаки хватит, чтобы представить себе мутантное состояние деревенской глубинки.


Рекомендуем почитать
Все реально

Реальность — это то, что мы ощущаем. И как мы ощущаем — такова для нас реальность.


Наша Рыбка

Я был примерным студентом, хорошим парнем из благополучной московской семьи. Плыл по течению в надежде на счастливое будущее, пока в один миг все не перевернулось с ног на голову. На пути к счастью мне пришлось отказаться от привычных взглядов и забыть давно вбитые в голову правила. Ведь, как известно, настоящее чувство не может быть загнано в рамки. Но, начав жить не по общепринятым нормам, я понял, как судьба поступает с теми, кто позволил себе стать свободным. Моя история о Москве, о любви, об искусстве и немного обо всех нас.


Построение квадрата на шестом уроке

Сергей Носов – прозаик, драматург, автор шести романов, нескольких книг рассказов и эссе, а также оригинальных работ по психологии памятников; лауреат премии «Национальный бестселлер» (за роман «Фигурные скобки») и финалист «Большой книги» («Франсуаза, или Путь к леднику»). Новая книга «Построение квадрата на шестом уроке» приглашает взглянуть на нашу жизнь с четырех неожиданных сторон и узнать, почему опасно ночевать на комаровской даче Ахматовой, где купался Керенский, что происходит в голове шестиклассника Ромы и зачем автор этой книги залез на Александровскую колонну…


Когда закончится война

Всегда ли мечты совпадают с реальностью? Когда как…


Белый человек

В городе появляется новое лицо: загадочный белый человек. Пейл Арсин — альбинос. Люди относятся к нему настороженно. Его появление совпадает с убийством девочки. В Приюте уже много лет не происходило ничего подобного, и Пейлу нужно убедить целый город, что цвет волос и кожи не делает человека преступником. Роман «Белый человек» — история о толерантности, отношении к меньшинствам и социальной справедливости. Категорически не рекомендуется впечатлительным читателям и любителям счастливых финалов.


Бес искусства. Невероятная история одного арт-проекта

Кто продал искромсанный холст за три миллиона фунтов? Кто использовал мертвых зайцев и живых койотов в качестве материала для своих перформансов? Кто нарушил покой жителей уральского города, устроив у них под окнами новую культурную столицу России? Не знаете? Послушайте, да вы вообще ничего не знаете о современном искусстве! Эта книга даст вам возможность ликвидировать столь досадный пробел. Титанические аферы, шизофренические проекты, картины ада, а также блестящая лекция о том, куда же за сто лет приплыл пароход современности, – в сатирической дьяволиаде, написанной очень серьезным профессором-филологом. А началось все с того, что ясным мартовским утром 2009 года в тихий город Прыжовск прибыл голубоглазый галерист Кондрат Евсеевич Синькин, а за ним потянулись и лучшие силы актуального искусства.