Зрячая ночь. Сборник - [48]

Автобус уехал, а я осталась. Дождь накрапывал все сильнее, меня мутило от голода и запаха бензина, что пропитал и одежду, и волосы. Магазин ехидно блестел мне слепыми окнами. На двери болтался внушительный замок.

Оставалось поспешить к дому в надежде, что там еще работает электричество, а может, завалялась какая-нибудь баночка с вареньем. Дед любил заготавливать на зиму деревенские витаминчики, как сам называл ряды аккуратных банок с огурцами, помидорами и протертыми с сахаром ягодами из леса.

Голод отвлек меня от воспоминаний, потому идти по дорожке к дому было легче, чем я думала. Просто перебираешь пудовыми от усталости ногами, поскальзываешься на грязи, перепрыгиваешь лужи да прячешь лицо в капюшоне, чтобы никакая соседка не разглядела тебя из окна. Правда, окна и без того смотрели на меня темными провалами. Вдоль тропинки, по которой я шла, тянулась вереница покинутых домов. Старые, они поскрипывали на ветру и мокли от дождя — бесхозные, пустые, мертвые.

Меня передернуло. Я прислушалась, но в шуме дождя и шорохе влажной листвы сложно было уловить что-то еще. По раздолбанной дороге не ехали машины, не хлопали двери домов, не слышался окающий говор, не бежали с карьера мальчишки. Тишина, скрип, шелест.

Я ускорила шаг. Когда за поворотом показался наш домик, я уже почти бежала. Сердце отчаянно бухало в груди, воздуха не хватало. Страх лез под кофту и футболку, пробегал чуткими, ледяными пальцами по ребрам. Щеки пылали болезненным жаром. Мне было и холодно, и душно. Паническая атака, мой добрый друг, привычный спутник похмелья и депрессии. Целый год я опасалась вновь увязнуть в омуте постоянной тревожности, лишающей сил. Но каждый раз у меня выходило увернуться, совладать с собой. До этого самого момента.

Слепые окна покинутых домов следили за тем, как я подбегаю к знакомой зеленой калитке, как дрожащими руками тянусь к замку, откидываю его, роняя в мокрую траву, и бегу дальше, по заросшей тропинке к крыльцу. Ступени болезненно охнули под моим весом, отвыкшие от такого обращения за полгода одиночества, но я даже не заметила этого, на ходу доставая из рюкзака ключ.

Синий затертый мишка качался на увесистой связке. Десятилетний Миша выудил этого зверя из беспроигрышной лотереи в парке и подарил деду, чтобы тот повесил на ключи. Прошло почти двадцать лет, а старый кусок окрашенной пластмассы продолжал служить деду брелком. Наверное, в таких мелочах и кроется настоящая любовь. Та, что выше всего прочего. Единственное, на чем еще держится этот свихнувшийся мир.

Я застыла на крыльце, не в силах оторвать взгляда. По стертым очертаниям сложно было угадать, где у мишки уши, а где мордочка, но я помнила его на ощупь. Дед давал мне поиграться с ним, когда мы ехали куда-нибудь, чтобы я не капризничала в дороге. Я гладила мишку по синей голове и мне становилось легче.

Теперь же эти прикосновения доставляли лишь боль. Ослепительной силы. Я бы упала на колени, я бы завыла, обращая лицо к небу, чтобы дождь смыл мои слезы, чтобы дедушка, если он там, на небесах, погладил меня по щеке, обещая, что все пройдет.

Но слез не было. Как не было веры в бесконечно высокие, а от того до смешного равнодушные небеса. Дед умер в ноябре. А теперь я стою у его дома, голодная и промокшая, и мне просто нужно переступить через порог. И все.

Пугаясь собственного спокойствия, я выбрала нужный ключ, вставила его в замок, удивилась тому, как легко он повернулся, и толкнула дверь. Та распахнулась. Из дома на меня пахнуло сухой пылью. И чем-то горьким, травяным. Я ожидала почуять запах плесени и запустения. Но дом словно ждал меня, не слишком утомившись в своём ожидании. Я сделала еще один вдох и шагнула вперед.

Что-то белое метнулось к моим ногам из темноты дома. Я взвизгнула, оступилась и упала бы, если бы не успела вцепиться в косяк двери. Острая заноза тут же впилась в ладонь, но я даже не почувствовала боли.

Успокоившаяся было паника захлестнула меня с новой силой. Грудь стиснуло тяжестью. Я резко обернулась, не зная, что увижу перед собой.

Но у крыльца никого не было. Только ближайший куст смородины качался, роняя тяжелые капли, словно кто-то прыгнул в них, скрываясь из виду. Я подалась вперед. На мгновение мне показалось, что я заметила скользивший между веток серый пушистый хвост. Но наваждение тут же исчезло.

Я помотала головой. Дыхание медленно, но верно восстанавливалось.

— Это все долгая дорога и голод, — зашептала я, стараясь дышать глубоко и ровно. — Это все глупая ссора. Это все злость на маму. Это все стресс и потрясение. Я не схожу с ума. Я не схожу с ума. Никакой кошки нет. Нет. Никакой. Кошки.

Телефон запиликал в сумке так внезапно, что я снова вскрикнула. Но тут же нервно рассмеялась. Привычный звук вернул меня в реальность, где заброшенные дома остаются заброшенными домами, а кусок пыли, выскочивший из дома на сквозняке, совсем непохож на кошку, которую никто кроме деда и не видел.

«Добралась?» — написал Мишка, забыв про привычные смайлики.

«Да», — набрала я и хотела отправить, но синий мишка на связке ключей, неодобрительно поблескивал, глядя на меня. — «Добралась, дорога жуть, здесь можно фильм ужасов снимать. Приняла шматок пыли за дедовскую кошку».