Зримая тьма - [68]

Я задумался над ее словами.

— Я знал, что здесь что-то не так, но, наверно, не считал нужным слишком глубоко вдаваться в подробности. Можешь считать это трусостью, если хочешь.

— Неужели ты действительно думаешь, что я могла устраивать жизнь по своему выбору?

— Я иногда сомневаюсь, есть ли у кого-нибудь из нас свобода выбора.

— Если бы только я могла рассказать тебе, как все это началось, ты не решился бы меня осуждать.

«Так может сказать каждый человек, попавший в беду, — подумал я. — Сейчас она будет исповедоваться».

— Ты поразишься, когда узнаешь, что было причиной моего падения. Так вот слушай, я расскажу тебе. Я никогда не могла обидеть тех, кто был ко мне добр. Помнишь, я говорила тебе о человеке, который помог моему отцу, приютил нас и снова поставил моего отца на ноги, после того как мы потеряли все в Либревиле.

— Да, да, — вспомнил я, — ваш земляк из Эльзаса.

— Он относился к нам лучше, чем родной, ссудил отцу денег, чтобы снова завести хозяйство, и не требовал ничего взамен. Понятно, что я ему была благодарна.

— Блашон, — сказал я.

— Да, Блашон. Разумеется, в то время я не знала о нем ничего, кроме того, что, когда дело касалось нас, он был сама доброта. А потом он в меня влюбился. Что же я могла сделать?

— А ты тоже любила его?

— Никогда. Он мне совсем не нравился, но я всегда испытывала к нему чувство благодарности. Я не могла и подумать о том, чтобы как- то его обидеть.

— А та квартира тоже была его?

— Он снял ее для меня. В Эль-Милии после событий в Либревиле нельзя было найти даже угол.

— А платила за квартиру ты?

— Я пыталась — поступила на работу и делала все для того, чтобы быть независимой. Я всегда старалась жить по средствам, но тут оказалась пойманной в ловушку. Все мои попытки порвать с ним оказались тщетными. Ну, а потом появился ты.

— И что тогда?

— Я прямо дала ему понять, что не намерена продолжать наши отношения, и тут он впервые показал себя с такой стороны, с какой я еще его не знала. Знаешь, почему я просила тебя увезти меня отсюда, когда мы виделись в последний раз? Потому что мне было страшно. Он считал, что назревают беспорядки среди арабов и под этим предлогом отправил жену и детей из Алжира. А потом попросил меня переехать к нему и жить с ним. Я отказалась, но знала, что он может приехать и увезти меня силой. Такой это человек.

Теперь наконец выяснилась истинная причина ее разрыва с Блашоном. Он угрожал ее свободе.

— И поэтому ты бежала с Мишелем?

— После тебя Мишель был моей единственной надеждой. Я знала, что нравлюсь ему, и он не боялся Блашона. Я уговорила его отвезти меня в Бужи. Мне казалось, что это единственное место, где я могла считать себя в безопасности. И как я тебе говорила, там живут мои родственники.

— И ты жила у своих родственников?

— На улице Карно, дом семь, первый этаж. Я уверена, что они охотно подтвердят это.

— Не сомневаюсь. Не думай, пожалуйста, что это какой-то допрос. Меня главным образом интересует, где был Мишель. Он тоже останавливался у твоих родственников?

— Нет, он жил в гостинице.

— В какой именно, ты, конечно, не знаешь?

— Нет. Между прочим, я так и думала, что это не допрос.

— Если я тебя и допрашиваю, то совсем по другой причине, чем ты предполагаешь. Сколько времени Мишель был в Бужи?

— По-моему, дня три. Да, три дня.

— Ты уверена в этом?

— Разумеется. Почему ты так странно себя ведешь?

— Время и место имеют большое значение. Вчера Мишель был арестован по обвинению в убийстве. Он утверждает, что всю последнюю неделю провел с тобой.

— Господи, — возмутилась Элен. — Какая свинья!

Такое сильное и необычное для Элен выражение очень удивило меня. Мне вспомнилась полузабытая, стершаяся с годами в памяти сказка о том, как ведьма превратилась в прелестную девушку и как потом колдовство рассеялось. Прядь волос упала Элен на лоб, на лице у нее появилось выражение отчаяния, а сама она словно обмякла.

— Пришло время как следует все обдумать, — сказал я. — Скоро сюда явится полиция, чтобы задать тебе несколько вопросов относительно алиби Мишеля. Во всяком случае ты будешь выступать свидетелем защиты. Что ты намерена сказать суду?

— Разумеется, я буду говорить правду. Зачем мне лгать?

— Ты скажешь суду то же самое, что сказала мне?

— Я скажу суду то же самое.

— Независимо от того, пойдет ли из-за этого Мишель на гильотину или нет?

— Если его гильотинируют, значит, за то, что он совершил, полагается смертная казнь, — ответила Элен, и я подумал, не сделал ли Мишель роковую ошибку, пытаясь разорвать ее связь с Блашоном.

— Мишель для меня ничего не значит, — продолжала Элен, — иначе я не вернулась бы сюда. Знаешь, что меня все-таки заставило вернуться, несмотря на всю опасность, которой я подвергаюсь?

— Не знаю. Честное слово, не знаю.

— Нет, знаешь. Ты должен знать. Ведь я вернулась из-за тебя.

Я равнодушно слушал, удивляясь, что меня нисколько не трогают ее слова. Сначала я испытывал муки ожидания, потом боль воспоминаний, но в критический момент — спасительное ничто.

— Знаешь, что я здесь делаю? Скрываюсь. Самым настоящим образом скрываюсь. И все ради тебя, так как никакой другой причины нет.

— От кого же ты скрываешься? — спросил я. — От Блашона? Что за чушь? Сколько времени, ты думаешь, ему потребуется, чтобы тебя разыскать?