Зрелища - [53]

Эй, что это? Револьвер? Откуда?

Тс-с! Не мешайте.

Тихо-тихо затекает снизу рояльная музычка, покрывает случайные шорохи, делает настоящую тишину. И так же тихо, так же задумчиво начинает Она карабкаться к револьверу, на ту же знакомую тумбочку, выкрашенную заново красным, и так же ей не достать поначалу. А тот все стоит, смотрит в зал, не замечает. Чуть быстрее вызванивает рояль, и она начинает понемногу спешить, погладывает себе книжки и еще что-то, тянется изо всех сил, и тут Он слегка поводит головой — ах, неужели заметит?! Нет, слава богу, нет.

Но почему «слава богу»? Почему? Вы хотите, чтоб его убили? Но кто он? За что?

Не знаю еще. Не знаю. Не мешайте.

А она уже скинула кофточку, завернула в нее скользкие склянки, пробует наступить ногой — и тот же легкий стон восхищения доносится из зала, из его на музычке замешенной тишины. — Вот сейчас! Вот еще немного! Сейчас она его достанет. И она достает, точно по секундомеру, в нестерпимое ожидание, в его высшую точку — и рушится вниз со всей пирамидой.

И тотчас — мрак, стук падения и выстрел.

Выстрел?!

Этот адский грохот, этот взрыв внутри черепа, это — палкой по голому нерву, это иглы с двух сторон в уши. Вот какой выстрел! Ага, подскочили!

А теперь живо, пока не очухались, пока у них сердце колотится — что там у нас? Давай! Лаборатория, ученые, борьба научных идей.

Да каких идей? О чем они там спорят?

Не важно, не в идеях дело, это же условность, понимать надо — зато борьба! Видите, какая борьба — бац ему пощечину — вот это да, вот это полетел. И правильно, так их всех, которые поперек, чтоб знали, чтоб не путались под ногами.

Вот замелькала, заполнилась сцена, то поодиночке говорят, то все хором, и летят в зал смутные, колючие слова о том, что жизнь наша копейка, нажмут кнопку, и взлетим, и «да, да, копейка!» беззвучно откликается зал. Но тут же слышны другие слова, мол, нет, никто нас не одолеет, никогда, неизвестно даже, умрем мы или нет, и снова зал беззвучно согласен — «нет, не умрем! у нас наука, наука чтйгнибудь придумает». Верно, вот она, спасительница наша, вот научный эксперимент на сцене, физики-химики, реторты-аорты — трубки зажигай!

Красным.

Желтым.

Фиолетовым.

И снова — красным, желтым, фиолетовым.

Прожекторы — на зал. Справа налево, ну-ка мазани их по глазам так, чтоб круги поплыли от нашей науки.

Звук — не зевать!

Мотор.

Реактивный.

Давай-давай, наматывай им нервы. Еще, еще давай!

А теперь стоп.

Звенящая тишина.

И в этой тишине — монолог. Ах, да любой монолог, говори что хочешь; Только не связно, не играй ничего, бубни еле слышно, заДуривай им мозги. Им же что угодно сейчас, лишь бы не мотор.

Ладно, отложим мотор — джаз давайте.

На всю мощь.

Вечеринка, танцы — все на сцену. Живей, живей. Пиджаки долой, стулья в стороны. Ну-ка, расступись — танцует Он, друг-завистник. После него — Она. Последним — муж-герой. И быстро — муж и Она на край сцены.

Прожекторы только на них.

Пошли друг к другу.

Медленно.

Страшно медленно.

Нет-нет, раздеваться не нужно, только одну пуговку.

Ближе.

Еще ближе.

Видали? Сколько еще метров между вами, а они уже ерзают, уже поджимаются нога на ногу, уже слюна на губах.

Так их!

Еще ближе…

Скиньте туфли.

Ага, их колотит, им невтерпеж!…

Ну, гитары — вперед. Песенка о трех удачах. О первой удаче, как дом сгорел, а меня в нем не было. О второй — как ушла жена к другу, а могла бы к врагу. О третьей — как меня убило пулей, а могло бы бомбою. Кому-то не нравилась эта песенка, кому-то хотелось другую, поумнее, а зачем? Кого вы хотите переумнить? Всю мировую поэзию? У нас другие законы, у нас иллюзион, поймите — завтра они будут ерзать от одной только песенки, при первых звуках будут сучить ногами. Главное, не выпускать их, не давать опомниться. Кончили вечеринку, и сразу дальше.

Снова лаборатория, новый эксперимент.

Те же трубки, но без мотора, на мотор они уже ученые, уже заслонились в душе, а мы их пламенем возьмем, с дымом, с воем сирен — откуда не ждут.

Пожарные готовы? Брандспойты, огнетушители?

Тогда зажигай.

Гори! Бушуй! Трещи! Дыму, дыму побольше.

Ну, друг-завистник, выскакивай, не зевай. И дверь на ключ.

Ах, подлец — какой же ты подлец! Ведь муж там остался, вон он мечется в дыму и огне, в настоящем огне. Ай! Смотрите! Он горит — горит и мечется, живой костер. Ой, как ему страшно, как больно гореть! Он мечется, он кричит, и в зале кто-то кричит, кто-нибудь горевший, со шрамами от ожогов, с памятью и воображением, вот-вот вскочит, помчится на красный «выход».

Дым… Дым… Темнота.

Похороны.

Цветы.

Поднимают гроб.

Несут его по проходу в зал.

Сердце разрывается от траурных маршей. Ведь это было, все было на самом деле! Сожгли человека заживо, вон в программке-то написано — воспоминания очевидца. Ох, хоть бы антракт скорей, хоть бы передохнуть.

Но нет, не будет вам антракта.

Теперь самое главное — месть. Помните выстрел в самом начале, помните? Вот Она ходит, окаменела от горя, молчит, но чувствует, чутьем понимает, кто убийца, а доказать нельзя. Все сгорело, никаких улик, никто ее не слушает, не верит. И снова ей на тросике с небес подсовывают этот божий револьвер, он повисает в углу — сейчас стрельнет. И зал сжимается, ждет, вот сейчас…