Зоя - [21]

— Но куда же мы поедем?

— Пока не знаю. Государь сказал, что устроит все.

Может быть, нас доставят в Финляндию, а оттуда переберемся во Францию или в Швейцарию.

— Но ведь мы никого там не знаем. — Зоя подняла залитое слезами лицо.

— Что ж поделаешь, дитя мое. Будем уповать на милосердие божье и исполнять волю нашего государя.

— Бабушка, я не могу… — взмолилась Зоя, но старая графиня оставалась непреклонна. Она была тверда как сталь и исполнена отчаянной решимости. Не Зое было тягаться с нею, и обе они сознавали это.

— Ты не должна и не имеешь права говорить о нашем отъезде детям. Хватит с них своих собственных горестей и тревог. Нечего взваливать им на плечи еще и наше бремя — это будет непорядочно.

— Но что же я скажу Маше?

Слезы стояли в глазах старой графини, когда она, глядя на бесконечно любимую внучку, хрипловатым шепотом, полным скорби по тем, кого они уже потеряли, и тем, кого им еще предстоит потерять, произнесла:

— Скажи ей, как сильно и верно ты ее любишь.

Глава 7

Зоя, осторожно ступая, прокралась в спальню Мари и долго стояла у ее постели. Очень не хотелось будить больную, но и исчезнуть, даже не попрощавшись, Зоя не могла. Разлука казалась непереносимой, но пути назад уже не было. Евгения Петровна стояла внизу в ожидании. Николай все продумал: они ехали кружным путем — через Финляндию, Швецию и Данию. Николай дал им адреса друзей в Копенгагене.

Федор сопровождал старую графиню и барышню.

Итак, все было решено. Оставалось лишь сказать последнее «прости» подруге. Зоя видела, как Маша в жару мечется по постели. Но вот она открыла глаза и улыбнулась знакомому лицу. Зоя изо всех сил сдерживала слезы. В тишине спальни раздался ее шепот:

— Как ты себя чувствуешь?

В соседней комнате спали три другие великие княжны. Все они уже поправлялись, и только состояние Мари все еще внушало опасение врачам. Зоя старалась сейчас об этом не думать — об этом и вообще ни о чем. Прошлое было отрезано напрочь, будущее — туманно: вспоминать было слишком мучительно, а загадывать — бессмысленно. Был только этот миг — мимолетный миг прощания. Зоя склонилась над Машей и нежно прикоснулась к ее щеке. Маша приподнялась в постели:

— Что-нибудь случилось?

— Нет, ничего… Просто мы с бабушкой уезжаем… в Петроград. — Она обещала Алике, что не скажет Маше правды — это было бы для нее слишком сильным ударом. Но великая княжна каким-то шестым чувством поняла, что происходит нечто необычное, и в тревоге сжала руку подруги своей горячей рукой:

— Это не опасно?

— Нет, конечно, — солгала Зоя, откинув назад свои огненные волосы. — Государь иначе не позволил бы нам ехать. — И взмолилась про себя: «Только бы мне не заплакать». Она протянула Мари стакан воды, но та отвела ее руку, стараясь заглянуть в глаза:

— Нет, тут что-то не то… Вы уезжаете?..

— Домой, и всего на несколько дней… Совсем скоро мы снова будем вместе. — Она подалась вперед и обняла Машу, крепко прижав ее к себе. — Ты скоро выздоровеешь — слишком уж долго на этот раз ты хвораешь. — Они обнялись еще крепче, а потом Зоя с улыбкой высвободилась: бабушка и Федор ждали ее.

— Ты напишешь мне?

— Конечно! — Не в силах уйти, она неотрывно глядела на подругу, словно впитывая ее взглядом, словно желая навсегда унести с собой и пожатие этой горячей руки, и холодящее прикосновение накрахмаленных простыней, и взгляд огромных синих глаз. — Я люблю тебя, Маша! — прошептала она, вложив в эти слова всю свою нежность. — Я так люблю тебя! Выздоравливай поскорей!..

Она в последний раз наклонилась поцеловать Машу, почувствовала под пальцами мягкие вьющиеся волосы, рассыпанные по подушке, — и, резко повернувшись, почти побежала к двери, а на пороге, помедлив еще мгновение, помахала. Но глаза Маши были закрыты, и Зоя выскользнула за дверь, только в коридоре дав волю слезам, давно уже подступавшим к горлу.

Со всеми остальными она простилась полчаса назад, но все же у дверей наследника остановилась.

— Можно? — вполголоса спросила она, увидев там Нагорного, Пьера Жильяра и доктора Федорова — он как раз собирался уходить.

— Спит, — сказал доктор, ласково дотронувшись до ее руки.

Зоя только кивнула и побежала по знакомой лестнице вниз, где ее ждали Николай, Алике и Евгения Петровна. Федор был на дворе, запрягая в сани пару лучших лошадей из царской конюшни. На подгибающихся ногах Зоя двинулась навстречу царю и царице.

Душевные ее силы были на исходе. Ей хотелось, чтобы время замерло или потекло вспять, а она — кинулась бы наверх, в спальню Мари… Она чувствовала себя так, будто предавала их всех: какая-то неодолимая сила отрывала ее от них.

— Ну, как она? — с беспокойством спросила Александра, заглядывая ей в глаза: она надеялась, что дочь не поняла истинный и мучительный смысл происходящего.

— Я сказала, что мы ненадолго должны вернуться в Петроград. — Зоя теперь уже не сдерживала слез.

Плакала и Евгения Петровна. Николай поцеловал ее в обе щеки и крепко сжал ее руки; в глазах его застыла безмерная печаль, но губы по-прежнему улыбались. Старая графиня слышала, как рыдал государь в ночь своего возвращения, но на людях он всегда был сдержан и собран, его отчаяние было скрыто от посторонних глаз. Напротив, он старался всех подбодрить и вселить в душу каждого надежду и спокойствие.