Зоя - [10]

стань родною мукою моей.

Мне хотелось написать о Зое

так, чтоб задохнуться вместе с ней.

Мне хотелось написать про Зою,

чтобы Зоя начала дышать,

чтобы стала каменной и злою

русская прославленная мать.

Чтоб она не просто погрустила,

уронив слезинку на ладонь.

Ненависть — не слово,

                                 это — сила,

бьющий безошибочно огонь.

Чтобы эта девочка чужая

стала дочкой тысяч матерей.

Помните о Зое, провожая

в путь к победе собственных детей.

Мне хотелось написать про Зою,

чтобы той, которая прочтёт,

показалось: тропкой снеговою

в тыл врага сама она идёт.

Под шинелью спрятаны гранаты.

Ей дано заданье.

                         Всё всерьёз.

Может быть, немецкие солдаты

ей готовят пытку и допрос?

Чтоб она у совести спросила,

сможет ли,

                и поняла:

                              «Смогу!»

Зоя о пощаде не просила.

Ненависть — не слово, это — сила,

гордость и презрение к врагу.

Ты, который встал на поле чести,

русский воин,

                    где бы ты ни был,

пожалей о ней, как о невесте,

как о той, которую любил.

Но не только смутною слезою

пусть затмится твой солдатский взгляд.

Мне хотелось написать про Зою так,

чтоб ты не знал пути назад.

Потому что вся её отвага,

устремлённый в будущее взгляд, —

шаг к победе,

                    может быть, полшага,

но вперёд,

               вперёд, а не назад.

Шаг к победе —

                         это очень много.

Оглянись, подумай в свой черёд

и ответь обдуманно и строго,

сделал ли ты этот шаг вперёд?

Близкие,

            товарищи,

                           соседи,

все, кого проверила война,

если б каждый сделал шаг к победе,

как бы к нам приблизилась она!

Нет пути назад!

                         Вставай грозою.

Что бы ты ни делал, ты — в бою.

Мне хотелось написать про Зою,

будто бы про родину свою.

Вся в цветах, обрызганных росою,

в ярких бликах утренних лучей…

Мне хотелось написать про Зою

так, чтоб задохнуться вместе с ней.

Но когда в петле ты задыхалась,

я верёвку с горла сорвала.

Может, я затем жива осталась

чтобы ты в стихах не умерла.)

* * *

Навсегда сохрани фотографию Зои.

Я, наверно, вовеки её позабыть не смогу.

Это девичье тело,

                          не мёртвое

                                             и не живое.

Это Зоя из мрамора

                               тихо лежит на снегу.

Беспощадной петлёй перерезана тонкая шея.

Незнакомая власть в запрокинутом лике твоём.

Так любимого ждут,

                              сокровенной красой хорошея,

изнутри озаряясь таинственным женским огнём.

Только ты не дождалась его, снеговая невеста.

Он — в солдатской шинели,

                                         на запад лежит его путь,

может быть, недалёко от этого страшного места,

где ложились снежинки на строгую девичью грудь.

Вечной силы и слабости неповторимо единство.

Ты совсем холодна, а меня прожигает тоска.

Не ворвалось в тебя, — не вскипело в тебе материнство,

тёплый ротик ребёнка не тронул сухого соска.

Ты лежишь на снегу.

                               О, как много за нас отдала ты,

чтобы гордо откинуться чистым, прекрасным лицом!

За доспехи героя,

                          за тяжёлые ржавые латы,

за святое блаженство быть храбрым бойцом.

Стань же нашей любимицей,

                                          символом правды и силы,

чтоб была наша верность, как гибель твоя, высока.

Мимо твоей занесённой снегами могилы —

на запад, на запад! —

                                  идут,

                                         присягая,

                                                      войска.

ЭПИЛОГ

Когда страна узнала о войне,

в тот первый день,

                            в сумятице и бреде,

я помню, я подумала о дне,

когда страна узнает о победе.

Каким он будет, день великий тот?

Конечно, солнце!

                          Непременно лето!

И наш любимый город зацветёт

цветами электрического света.

И столько самолётов над Москвой,

и город так волнующе чудесен,

и мы пойдём раздвинутой Тверской

среди цветов, и музыки, и песен.

Смеясь и торжествуя, мы пойдём,

сплетая руки в тесные объятья.

Все вместе мы!

                      Вернулись в каждый дом

мужья и сыновья, отцы и братья.

Война окончена!

                       Фашизма в мире нет!

Давайте петь и ликовать, как дети!

И первый год прошёл,

                           как день,

                                  как десять лет,

как несколько мгновений,

                                  как столетье.

Год отступлений, крови и утрат.

Потерь не счесть,

                     страданий не измерить.

Припомни всё и оглянись назад —

и разум твой откажется поверить.

Как многих нет,

                       и не сыскать могил,

и памятников славы не поставить.

Но мы живём, и нам хватило сил.

Всех сил своих мы не могли представить.

Выходит, мы сильней самих себя,

сильнее камня и сильнее стали.

Всей кровью ненавидя и любя,

мы вынесли,

                  дожили,

                             достояли.

Мы достоим!

                  Он прожит, этот год.

Мы выросли, из нас иные седы.

Но это всё пустое!

Он придёт,

           он будет,

                    он наступит,

                              День Победы!

Пока мы можем мыслить, говорить

и подыматься по команде: «К бою!»,