Зовущие корни - [11]

— Умница, прелестно готовишь.

— Боря, я у родителей была, отец в обед звал, но я сказала, что вечером придем.

— Я же говорю — умница, — он встал, чмокнул ее в щеку, — придем, конечно, придем.

К вечеру сарай был готов. Она наблюдала за Борисом в течение дня и удивлялась, как все у него спорилось. Работал, словно машина, без отдыха, иногда садясь на крыльцо покурить.

Вечером он ополоснулся водой по пояс, надел свежую рубашку, присел на крыльцо, закурил.

— Ты посмотри, Света, хозяйским глазом, может, что еще надо построить?

Она присела рядышком, прижалась к нему.

— Не знаю пока, вроде бы все есть. Ты обещал стол в кухню сделать — без него, как без рук.

— Это точно, сделаю завтра. Завтра никуда не пойдем — надо баньку истопить, вымыться.

Он ушел в старый сарай, достал бутылку водки.

— Пойдем к твоим? Хватит одной или еще взять? Я вообще-то не пью, Света, а тут получается, что четвертый вечер подряд.

— Не оправдывайся, я уже сама поняла — пьяницы так не работают. Я возьму вчерашнюю еще, которую мы не допили, пусть отец с утра опохмелится. Пошли.

Они вошли в дом. Светлана стала знакомить:

— Мой папа — Яковлев Андрей Савельевич. Мама — Нина Павловна.

— Я — Михайлов Борис Николаевич, — представился он сам, ставя на стол бутылку водки. Поздоровался с отцом за руку.

— Присаживайся Михайлов из Михайловки, — улыбнулся Яковлев, — в ногах правды нет.

Пока Нина Павловна с дочерью накрывали на стол, перетаскивая уже приготовленное из кухни в горницу, Андрей Савельевич разглядывал будущего мужа дочери, не сомневаясь, что станет зятем.

Лет, наверное, сорок пять, крепкий мужик, сбитый. Высокий, волосы с проседью — такие бабам нравятся, решил он, надо бы Светке его в ежовых рукавицах держать, чтобы налево не бегал. Хотя куда здесь побежишь — одна Танька Колькина и осталась. Но баба стерва, вполне может передок подставить.

Женщины накрыли стол, присели.

— Я человек простой, — начал Михайлов, — понимаю, что вам хочется знать обо мне все. Поэтому сейчас выпьем за знакомство, и я расскажу, как сумею. Будет что не понятно — спрашивайте, на все честно отвечу.

Борис разлил водку по рюмкам, чокнулись, выпили и он продолжил:

— Я в свой дом приехал, наверное, корни позвали, приехал надолго, навсегда. Я сын учительницы, если вы ее помните.

— Ни хрена себе, — воскликнул Яковлев, — Бориска что ли? Так я тебя вот таким мальцом помню, — он показал рукой на уровне стола.

— Да, совершенно верно, тот самый Бориска и есть.

Яковлевы уже смотрели на него не с настороженностью, а с удивлением, все еще, наверное, не веря сказанному.

— Кто бы мог подумать, — всплеснула руками Нина Павловна, — что доведется свидеться. Мама жива?

— Нет, два года, как нет.

— Жаль, — с истинной грустью высказалась Нина Павловна, — ее вся деревня добрым словом вспоминает. После нее мужик был учителем, потом женщины, но все не то, не было у них педагогического таланта.

— Мы с мамой в город уехали, — продолжил свой рассказ Борис, — я выучился, пошел служить в армию, пришлось повоевать немного в Афганистане и в двух чеченских компаниях. На войне день за три идет, стажа вполне хватает, подал в отставку и сейчас на пенсии. Молодой, но уже пенсионер. Вот, собственно, и вся моя скромная история. Предложил Светлане стать хозяйкой в моем доме. Поживем вместе, приглядимся друг к другу, осенью, возможно, поженимся, если Светлана возражать не станет.

— Ой, возражать станет, — не удержалась Нина Павловна, — да она в тебя по уши втюренная.

— Мама, — одернула ее дочь и покраснела.

— Что, мама, — возмутилась она, — ты не говорила, что любишь, это правда, но я сердцем чувствую, его не обманешь. Пусть он знает, а то станете рассуждать, кто первый признается, друг друга только измучите.

— А ты, Борис, любишь ее? — спросил в лоб отец.

— Папа, — поднялась Светлана, — если вы не прекратите, я уйду.

Михайлов взял ее за руку, притянул к себе, усаживая на стул.

— Этот вопрос очень личный, Андрей Савельевич, но вы не чужие люди, поэтому скажу прямо: проснулся сегодня утром и чувствую, что лежит рядом родная частичка, вот и весь мой ответ, отец.

Светлана с благодарностью прижалась к нему плечом. Борис наполнил рюмки, предложил тост:

— Все спрошено и сказано правильно — в семье не должно быть секретов. За семью!

Он, было, хотел выйти на улицу покурить, но Светлана шепнула на ухо, что лучше здесь, отцу тяжело ходить, тем более под градусом.

Мужчины закурили, Светлана принесла две пепельницы.

— Значит, ты военный, Борис, а кто — танкист, артиллерист, звание какое? — продолжал спрашивать Яковлев.

— Папа, ты прямо как следователь…

— Все правильно Света, родители должны знать и тебе я еще толком не успел ничего рассказать, — возразил он, — да, я ветеран боевых действий, был ранен, поэтому, собственно, и ушел в отставку. Но ничего, поправился. Сейчас в полной норме.

Светлана вспомнила, что чувствовала рукой на его спине что-то необычное, поняла сейчас — шрамы.

— Я не артиллерист и не танкист, — продолжил Михайлов, — я врач, военный доктор, генерал.

— Кто?

Яковлев поперхнулся, закашлялся. Нина Павловна хлопала его по спине, поглядывая на Бориса удивленно и боязливо. Светлана отстранилась, тоже поглядывая ошеломленно.