Зов сердца - [3]

Гастона по-прежнему нигде не было видно. Сирен выскочила из пироги, тут же опустилась на колени, чтобы удержать ее. Она ухватилась за галстук своей добычи, чтобы та не уплыла. Потом закрепила пирогу, обмотав веревку вокруг маленького столбика, специально для этого установленного на палубе, и втащила тело на деревянный настил.

Он был слишком тяжел, чтобы она могла поднять его на борт, она прекрасно это понимала, хотя в ту минуту вода поддерживала его и уменьшала вес. Лодка мягко поднималась и опускалась, а она все искала выход из этого затруднения. Она подумала, было позвать Гастона, но засомневалась, что сумеет докричаться до него, даже если бы он отвлекся и понял, что нужен ей. Оставалось только одно. Человеку, которого она спасла, это, вероятно, будет стоить нескольких синяков. Однако не мог же он оставаться в таком положении. Его кожа уже стала ледяной от холодной воды, да и она сама начинала дрожать от холода, несмотря на свои усилия.

Сирен ухватила его за одну руку, потом отпустила галстук и взялась за другую, вытянула обе руки наверх и положила на большое бревно с краю настила. Держась за одну руку, она встала на ноги, потом крепко взяла его за запястья. Один-два раза она погрузила его в реку до подбородка, проверяя его вес и собственные силы, чувствуя, как вода снова выталкивает его вперед. Потом она перевела дух, стиснула зубы и потянула изо всех сил.

Судно осело Человек показался из воды до подмышек Она быстро нагнулась и подхватила его, напрягая мышцы, отступая назад, часто и тяжело дыша.

Он чем-то зацепился, пуговицей или, может быть, выпиравшими из кармана часами. Она сделала еще одно огромное усилие и перевалила его через крайнее бревно. Еще раз Он плавно двигался вверх по мере того, как река медленно, неохотно отпускала его. Она вытащила его. Его грудь появилась из воды. Прежде чем он успел соскользнуть обратно, она снова быстро опустилась на колени и достала до ноги, приподняв колено и втянув его на борт. Теперь пошло легче. Она встала, взяла его за руки и поволокла от края. Ее босые ноги поскользнулись на бревнах. Она оступилась и упала.

Человек теперь лежал больше на досках, чем в воде Сирен отпустила его и снова легла. Ее грудь вздымалась и опадала в такт покачиванию лодки, она пыталась восстановить дыхание. Она уставилась на бешено кружившиеся над ней звезды. Они плясали, потом стали останавливаться. Остановились. Наконец лодка снова обрела устойчивость.

Голова мужчины оказалась у нее между ног, его рука — на сгибе ее бедер. Она перекатилась, выбираясь из-под него, и тихо выругалась, употребив выражения, смысл которых едва ли понимала, но которые слышала от братьев Бретонов. Это помогло ей отвести душу. Она не думала, что будет так тяжело, а теперь нечего было особенно рассчитывать и на вознаграждение, ведь живому человеку потребуется его одежда. К тому же неизвестно, стоил ли он потраченных усилий.

Раздражение подстегнуло ее и дало силы перетащить его по настилу в маленькую каюту. Оставив его на полу посредине, она достала трут и зажгла сальную свечу в глиняной миске. Она вышла наружу за оставшимся там одеялом; потом вернулась в каюту и взяла отрез льняного полотна и ворох чистых тряпок. Положив все это на пол возле спасенного человека, она опустилась рядом на колени.

Стягивая с него камзол, она взглянула ему в лицо и замерла, нахмурившись. Взяв его за подбородок, она повернула голову так, чтобы свет падал на лицо. У нее перехватило дыхание.

Рене Лемонье, господин де Вувре.

В Новом Орлеане общество было небольшим. В городе и его окрестностях насчитывалось менее двух тысяч жителей, к тому же добрую половину их составляли солдаты и африканские рабы. Все знали друг друга, и знали, чем каждый занимается. Любой вновь прибывший становился предметом неподдельного любопытства и обсуждения.

Человек, лежавший на полу, со времени своего приезда месяц назад привлекал к себе внимание гораздо больше, чем обычно Дворянин из знатного семейства, он был любимцем при дворе Людовика XIV, хотя пользовался репутацией мота, игрока и известного распутника. Ходили слухи, что он чем-то не угодил королевской фаворитке Помпадур. В результате появился королевский указ о заточении его без суда и следствия. Он исчез в Бастилии, парижской тюрьме для политических заключенных, но женщины так настойчиво осаждали тюрьму, что для сохранения спокойствия его предпочли выслать.

Его приняли не как человека, находящегося в опале. Смуглый, как пират, с красным лицом, плечами фехтовальщика и изяществом придворного, он завоевал расположение маркизы де Водрей-Каваньяль, супруги губернатора Луизианы. Следовательно, его совсем недавно очень привечали в резиденции губернатора Остроты, которые он ронял, повторяли повсюду. Мальчишки бегали за ним, когда он важно шел по улицам, а юноши города взяли за правило пудрить и завивать свои парики точно так же, как он, и завязывать подвязки такими бантами, какие нравились ему.

Теперь это все не имело значения. Он истекал кровью.

Сирен очнулась, увидев розоватую воду, капавшую с волос, и поняла, что ей надо делать. Она осмотрела его голову, осторожно ощупывая пальцами роскошную копну мокрых спутанных кудрей. Над ухом обнаружилась большая шишка. Кожа была рассечена, оттуда сочилась кровь, но череп, похоже, не был поврежден. Однако лицо оставалось землисто-серым, а вокруг рта легла белая полоса.