Зов - [29]

— Вовсе нет, — продолжал Барри. — В честь начала французской революции. По такому случаю должен быть фейерверк.

— Будет вам фейерверк! — провозгласил Брайен и выстрелил пробкой в гостиную, потом быстро наклонил бутылку к стакану Мишель, чтобы не пролить пену.

Он поискал пробку глазами. Он видел, как она ударилась о жалюзи, потом потерял ее из виду, хотя показалось, что он слышал легкий шлепок где-то рядом с магнитофоном. Брайен знал, что это глупо, но приятное возбуждение захватывало его. Кроме того, Мишель улыбалась так, будто Брайен ей очень нравился, хотя он и пытался сделать вид, что этого не замечает.

Затем он стал наполнять стакан Барри, стараясь, чтобы шампанское не перелилось через край. Ему хотелось есть. В это время из кухни появилась Ронда в изящном белом платье. Она прямо читала его мысли!

— Барри, помоги мне, пожалуйста. — Она пыталась поставить серебряное блюдо в центр стола. Пальцы ее были унизаны кольцами.

— О-о, — проворковала Мишель. — Великолепно.

Барри осторожно водрузил блюдо на стол и стал его с благоговением разглядывать.

— Заливной лосось, — наконец произнес он. — Ронда, ты как знала, что я люблю заливной лосось. — Он неестественно широко улыбался. Он был взволнован. Свет лампы отражался от очков и блестящего лысеющего лба. — Откуда ты узнала?

— Окольными путями, — ответила Ронда застенчиво и села рядом. Этого было достаточно, чтобы Барри своим выпученным глазом подмигнул Мишель, показывая, что догадался, кто тут был соучастницей.

Брайен знал, что Мишель не имела к этому никакого отношения. Это он предложил приготовить заливное из лосося. Мишель с невинным видом посмотрела на Ронду, притворяясь, что это действительно была их маленькая тайна. Ронда была удовлетворена своей работой: розовое произведение искусства на блюде с зубчатыми краями; на стеклянном столе чистые стеклянные тарелки, украшенные красными, белыми и зелеными треугольниками; салат из водяного кресса и листьев эндивия; спаржа в голландском соусе; на кухне их ждал еще и абрикосовый пирог.

— Потрясающе, — восторгалась Мишель. — Я бы даже сказала изысканно.

— Изысканно, — передразнил Брайен, стоя у стола. Мишель глупо захихикала. Барри тоже усмехнулся, жадно глядя на еду, ожидая момента, когда Брайен начнет раскладывать ее по тарелкам.

Брайен уже разлил всем шампанское и поставил бутылку в ведерко со льдом. Он уже приготовился сесть и произнести тост в честь повышения Барри по службе, что, собственно, и было поводом для вечеринки, и, что важнее, тост в честь «Битлз», потому что на магнитофоне звучала их песня «Дорога в аббатство».

Но неожиданно его внимание привлек эстамп с изображением журавлей, висевшим на стене за спиной Ронды.

Плоские черно-белые тела журавлей с белыми шеями на золотом фоне. Пока Брайен рассматривал их, он почувствовал, что ЭТО приближается…

— Простите, ребята, — вдруг сказал он, — я на секундочку. Начинайте без меня.

Подумав, он взял свой бокал, стараясь казаться веселым. Нет никакой причины для беспокойства. Он молил Бога о том, чтобы успеть добежать до ванной.

Когда он обходил стол, Ронда, ничего не подозревая, уже резала заливное. Пока он шел в ванну, руки его вспотели и казалось, что по лицу его струится кровь. Брайен бесшумно закрыл дверь, ухватился за раковину и уставился в зеркало. Черт возьми, почему именно сейчас?

Лампочки над зеркалом ослепительно сияли. В зеркале отражался черно-белый плакат Мадонны, висящий сбоку на стене, на котором Мадонна напоминала кинозвезду прошлых лет — Харлоу или Мерилин. Все остальное — полотенца и плитка — было черным, белым и лимонно-желтым. Эти выбранные Рондой цвета хлестали его по глазам. Он чего-то ждал, глядя в зеркало и покрываясь потом. Он ждал подтверждения.

Ждать пришлось недолго. ЭТО наступало в виде приступа тошноты. Но он знал, что его не стошнит — это было бы слишком легко. Ощущение было тошнотворно сладким, как кровь с сиропом, которую он нюхал и пробовал на вкус.

Этот привкус крови и тошноты подступали вместе со звуком. Сначала звук был неясным, как слабый крик попавшего в капкан зверя, потом он становился острее и пронзительнее и, приближаясь, больно бил по нервам.

Его отражение в зеркале утрачивало четкие контуры, белело и расплывалось. Неужели он терял сознание? Наблюдая за своим лицом, он с трудом узнавал себя. Черт побери, почему именно сейчас? Но ЭТО все равно должно было когда-нибудь наступить.

Когда первый приступ прошел, Брайен нагнулся и ополоснул лицо. Потом вытерся, тщательно причесал волосы, вылил в раковину шампанское и сполоснул ее, чтобы смыть запах вина. Затем повернул ручку двери и выключил свет.

Но вместо того, чтобы вернуться к столу, Брайен пошел через холл в спальню, оставив дверь открытой. Барри смеялся. Брайен снял трубку. Он знал, что они не услышат, как он будет набирать номер, но тем не менее три раза набрал «девять», потом еще три раза, потом «четыре», затем слегка развернулся, чтобы видеть дверь.

Брайен старался говорить достаточно громко, чтобы его было слышно в паузах между разговорами. Он запланировал этот звонок еще до ужина, так, на всякий случай, и хотя не помнил точно, какие слова нужно говорить, знал, что нужно говорить достаточно долго и убедительно, так, чтобы разговор показался правдоподобным его друзьям и Ронде, сидящим за столом в двадцати футах от него — в другом мире.