Зов - [93]

Дугарма заглянула мужу в глаза:

— Недоволен, вижу…

— Почему? — не сразу отозвался он. — Может, для начала и неплохо…

— Совсем неплохо, — обрадованно заговорила жена. — И нам можно головы высоко держать, не бояться пересудов. Еще бы: и сын председателя остается в колхозе!

— Да, да… неплохо. По моим стопам пойдет!

— Его от трактора за уши не оттянешь…

— Кто тебе рассказывал?

— Вижу. И он сам рассказывает. Как что — к Болоту бежит. Вместе с ним на тракторе…

— С Болотом?

— Ну да. Такие стали, как старший брат с младшим…

Мэтэп Урбанович отодвинул от себя тарелку, вытер полотенцем залоснившиеся губы и бисеринки пота на лбу — и, сыто икнув, проворчал:

— Тот ли человек этот Болот… ты того… присматривай.

— А разве плохой парень?

— Все хороши, пока строго держишь их…

Вообще-то ничего худого Мэтэп Урбанович про Болота сказать не мог: вежливый, трудолюбивый… Но буквально позавчера сцепились они из-за этого Болота с парторгом. Тот, видите ли, потребовал… не попросил, а именно потребовал!.. чтобы он, председатель, отменил свое указание о взыскании с Болота в колхозную кассу тридцати рублей за использование трактора «в личных целях». Эрбэд Хунданович доказывал, что Болот участвовал в воскреснике с разрешения парткома и комитета комсомола, и вопрос о том, чтобы в этот день закрепленные за Болотом и Хара-Ваном тракторы были заняты на воскреснике, согласовывался с заместителем председателя колхоза, а тот, главный инженер по своей должности, — непосредственный распорядитель в техническом парке хозяйства. Кроме же того, заявил Эрбэд Хунданович, само распоряжение председателя о наложении таких вот «штрафных санкций» на молодых механизаторов юридически незаконно, что подтверждают в районном управлении сельского хозяйства…

Это — что секретарь парткома, как выяснилось, обращался с запросом в вышестоящую инстанцию, поставил, так сказать, под сомнение состоятельность и правомочность его, председателя, действий, — особенно взъярило Мэтэпа Урбановича. Как же тогда дальше-то работать вместе? Что не так, а он уже в затылок дышит, за руку хватает: стой!

Вот почему сейчас Мэтэпу Урбановичу и неприятно было услышать имя Болота — в связи с другим именем, конечно.

Но Мэтэп Урбанович в тот же день, позавчера, как только малость остыл от вспышки, — принял кое-какие меры. Съездил в районный центр, провел там оставшиеся полдня, поговорил в двух-трех кабинетах о своем малоопытном секретаре парткома… Проинформировал, посоветовался, одним словом, заботу проявил.

Сегодня вот он пригласил Эрбэда вместе объехать поля — посмотреть, как идут в рост хлеба…

— Я побежала, — прервала ход его мыслей Дугарма. — Готовим выпускной вечер. Проводить его, между прочим, в Доме культуры будем…

Однако вышли они на улицу вместе, потому что появился в дверях конюх и доложил, как солдат командиру, что оседланный конь подан, уже у калитки ждет…

Невольно красуясь (пусть хоть перед женой!), Мэтэп Урбанович, проходивший когда-то армейскую службу в кавалерийском полку, стремительно бросил свое грузное тело в седло, пришпорил коня — и понесся размашистой рысью через село, оставляя за собой пыльный вихрь.

Люди дивились: что это с председателем? Всегда ездит на легковой, а тут вдруг, как лихой молодцеватый наездник, в седле? Да ловко-то как получается это у него! Дед Зура — тот так и остался стоять на обочине с раскрытым ртом; и потом, сплевывая пыль, доставшуюся ему из-под копыт, проронил с восхищением:

— Как я в свои годы — такой же удалой. Нет, не поизносился еще наш председатель!

А Мэтэп Урбанович, выбравшись за околицу Халюты, натянул поводок, перевел коня на размеренный шаг и вскоре, на повороте за бугром, — встретил он другого верхового. Им был Эрбэд Хунданович, которому понравилось, что председатель в седле выглядит помолодевшим, и бодрая улыбка играла сейчас на его лице, которое чаще всего люди видят озабоченно-хмурым.

Они свернули вправо, огибая широкое поле пшеницы, раскинувшееся до самого подножия горных склонов. Иногда, спешившись, тщательно осматривали посевы, которые радовали своей густотой, силой, равномерностью всходов. Мэтэп Урбанович удовлетворенно цокал языком…

В седле — не на ногах: видишь дальше, просторнее взгляду. Манила к себе сине-серебристая гладь искусственного моря, что привольно разлилось у круто вздымавшихся горных откосов всего километрах в трех-четырех отсюда… Это море когда-то затопило земли халютинского колхоза и луга с обильным травостоем. Халютинцам пришлось распахивать целинные участки — подзолистые, засоленные, щебнистые от мелкого камня. Вот и этот массив много сил взял, пока почву тут окультурили, стала давать она урожаи. Но разве такие, что приносили те, ушедшие под воду поля!

— Электростанция потребовала, — вздыхая, сказал Мэтэп Урбанович, — перекрыли реку, сделали водохранилище. Знаешь, когда гляжу на эту прорву дармовой воды, о чем думаю?

— Интересно…

— Установить бы мощную насосную станцию — да на полив бы эту воду. Нам!

— Идея прекрасная, — одобрил Эрбэд Хунданович, — да трудноосуществимая для одного хозяйства…

— Почему, комиссар? Надо ставить большие задачи — и умело решать их.