Зорро - [42]

— Они по сговору чуть не обчистили наши карманы, — глухо зароптала толпа.

— Выходит, вся вина их в том, что они оказались смелее и смышленее всех вас, вместе взятых? — съехидничала «маска», мерцающим серебристым диском крутнув перед собой шпагу.

— Он из той же породы, что карточные шулера и лошадиные барышники, — мрачно пробурчал шериф, выходя на середину зала и неспешно извлекая из ножен клинок своей длинной тяжелой шпаги. — Насколько я о тебе наслышан, ты всегда принимал сторону всякой бродячей сволочи, — продолжал он. — Впрочем, ты сам такой, и было бы странно, если бы ты уподобился змее, в ярости кусающей свой хвост и подыхающей от собственного яда!..

— Любой человек может стать нищим бродягой в стране, где правят не законы, а сила и деньги! — с усмешкой перебил Зорро. — И если нищим бродягам не хватает ни того, ни другого, чтобы отстоять себя, я стараюсь восполнить этот недостаток по мере своих слабых сил!

— И тем самым сам ставишь себя вне закона! — гневно воскликнул шериф, делая первый выпад.

Зорро отбил удар, но шпаги тут же скрестились вновь, и в считанные мгновения поединок захватил все пространство таверны. Противники бегали между столами, опрокидывали друг на друга тяжелые стулья, из-под клинков колючими веерами летели искры, а пламя масляных плошек металось в своих жестяных гнездах, кидая на стены угловатые мятущиеся тени. Публика, словно оцепеневшая при появлении легендарного Зорро, настолько увлеклась новым зрелищем, что и думать забыла о доне Росендо и Касильде, все еще остававшихся на бильярдном столе и с тревогой следивших за поединком.

Сперва противники почти не уступали друг другу в мастерстве, но если шериф больше рассчитывал на мощь своего удара, то Зорро, по-видимому, берег силы для решающей минуты и потому предпочитал либо уклоняться от острия шерифовой шпаги, либо отводить его в сторону легкими скользящими касаниями. Расчет его оказался верен: не прошло и четверти часа, как шериф стал выдыхаться от такой бешеной гонки, его шпага все чаще протыкала дымный воздух вокруг Зорро или в бессильной ярости рубила спинки стульев, отсекая от них желтые колючие щепки. Пользуясь этой суматохой, публика потихоньку расхватала и растолкала по карманам разбросанные вокруг бильярда мешочки и узелки с монетами, и когда дон Росендо украдкой глянул вниз, он увидел возле ножки стола лишь свой соверен, одиноко и горделиво блистающий на затоптанном полу. Он понял, что инцидент исчерпан и что, если они с Касильдой выберут момент и под грохот схватки растворятся в толпе, никто из этих вспыльчивых, но быстро остывающих от гнева мужчин не станет возобновлять ссору при случайной встрече.

Они бы, возможно, так и поступили, если бы не положение их неожиданного спасителя, которое начинало становиться угрожающим. Толпа очнулась от шока, вызванного появлением Зорро, и ее симпатии стали все явственнее разделяться на две примерно равные половины. Те, что выглядели побогаче, приняли сторону шерифа, те, кто победнее, — его противника. Сперва противостояние выражалось криками, но когда под мышками у шерифа набрякли темные полукружья пота, а шляпа съехала на затылок, открыв плешивую голову, кто-то из его сторонников швырнул в Зорро тяжелую пивную кружку.

Этого было достаточно, чтобы поединок перерос во всеобщую потасовку; в воздухе замелькали кулаки, ножи, ременные пряжки, а самого Зорро обступили сразу пятеро крепких парней с торчащими из кулаков клинками.

— Касильда, за мной! — тихонько шепнул дон Росендо, спрыгивая в самую гущу потасовки, подхватывая с полу свой соверен и тут же начиная щедро раздавать по сторонам тумаки. Тем временем Зорро удалось прорвать кольцо поножовщиков, и теперь они с доном Росендо стали пробиваться навстречу друг другу, ловко уворачиваясь от кулаков и ременных пряжек, мелькающих в воздухе подобно камнепаду, заставшему путников на горной тропе. Дон Росендо и Касильда без слов поняли, что Зорро стремится достичь стойки бара, за которой находилась спасительная дверь, и теперь прилагали все усилия, чтобы проложить ему дорогу к заветной цели.

До стойки оставалось как будто совсем немного, но малейшая оплошность могла дорого обойтись каждому из троих участников этого плана. В свалке у Касильды отвалился-таки один правый ус, но прежде чем кто-то успел это заметить, дон Росендо заслонил сестру широкими плечами и двумя пальцами сорвал с ее губы оставшийся завиток.

— Ну, погоди у меня! — успел шепнуть он, перехватывая чей-то кулак и с размаху вонзая локоть под ребра навалившегося противника.

Касильда лукаво подмигнула ему и тут же отскочила к стойке, пропуская чью-то грузную тушу и подсекая изящным сапожком пыльное голенище. Толстяк крякнул от боли, раскинул руки и, не встречая сопротивления, с грохотом рухнул на раскоряченные ножки опрокинутого стула. В этот миг за спиной дона Росендо зазвенели клинки, он развернулся и тут же уперся взглядом в прорези черной маски, откуда дерзко и насмешливо сверкнули на него темные блестящие глаза. В первое мгновение дону Росендо почему-то показалось, что он уже где-то видел этот взгляд, причем видел его здесь, в таверне, совсем недавно, но не успел он разобраться в своих подозрениях, как таинственный незнакомец легко хлопнул его по плечу и стремительным прыжком вскочил на стойку бара.