Зона вечной мерзлоты - [23]

Зато весь следующий день мне было не до улыбок. Проснувшись, я не сразу осознал, что было накануне, голова раскалывалась, словно в нее вбили сто гвоздей. «Утро таким добрым не бывает», – отчаянно колотилось в моей черепной коробочке.

– Господи, – простонал я от жуткой боли.

– Штормит, – заботливо спросил Комар, открыв глаза.

– Мягко сказано, – обреченно произнес я.

– Это от непривычки. На тебе лица нет! Выпей таблетку анальгина и все пройдет.

Я вскочил, побежал на кухню, нашел в ящике анальгин и дрожащими руками запил его водой.

– Правда, поможет?

– Факт, – кивнул головой Валерка. – Проверено на себе.

– Я больше пить не буду, – клятвенно пообещал я.

Валерка, глядя на мои страдания, весело фыркнул.

– Нет, – я серьезно посмотрел на друга. – Я тебе это железно обещаю.

Через минут пятнадцать мне стало лучше, и это вселило в меня надежду, что мир не без добрых людей.

– Легче? – поинтересовался Комар.

– На сто тонн! – рассеянно ответил я.

Ко мне возвращалась жизнь, правда, в ногах была жуткая слабость, но я все же собрался в Пентагон. Комар был в трансе от моего решения. Он как мог, отговаривал, но во мне еще крепко сидела пионерская привычка ежедневного посещения Пентагона. Мне одному было страшновато идти в школу. Комар обреченно посмотрел на меня, и сказал, что идет со мной. Радости моей не было предела. С Валеркой я чувствовал себя уверенным, я ничего с ним не боялся. По дороге мы вспомнили, как чудненько покуролесили на вчерашней дискотеке. И хотя мы заливались от смеха, но на душе было беспокойно. Нельзя было так прикалываться над нашим осиным гнездом. Я нутром почувствовал его крысиный оскал, как только мы зашли в любимый Пентагон. Волна непонятной тревоги мгновенно накатила на меня. Старшаки с любопытством глазели на нас, на их лицах торчала странная ехидная улыбка, учителя на наше «Здрасьте» мрачно сжав губы, проходили мимо, даже малышня шарахалась от нас, как от прокаженных.

– Что это сегодня с ними всеми? – тревога овладела мной.

– Не знаю, – пожав плечами, ответил Комар, – но чувствую, что дебилизм в Пентагоне крепчает и прогрессирует, как хроническая болезнь!

Мы поднялись на третий этаж, открыли двери класса и вошли.

– Вот и сладкая парочка, – громко крикнул с порога Буек. – Голубки пришли!

Все, кто сидел за первыми партами глумливо загоготали, многие склонились друг к другу, обмениваясь насмешливыми взглядами, некоторые застучали по парте кулаками.

– Буек, отвянь, если не хочешь получить по зубам, – грозно предупредил Валерка, он был чернее тучи.

– Умереть не встать, как напугал, – вызывающе громко расхохотался Буек, возле него была толпа пацанов, и Буек чувствовал себя защищенным.

Как Тихий вчера танцевал с Комаром, – Хобот притворно вздохнул и закатил глаза, его лицо расплылось в тупой ухмылке. – Как влюбленные, – и он снова гнусаво заржал на весь класс.

Мои уши стали пунцовыми от унижения, сердце запрыгнуло куда-то в горло.

– Да, это было неповторимо! – поддакнул Буек.

И весь класс разразился диким презрительным хохотом и в этот момент зашел Кузнечик, потребовавший мертвой тишины, но класс не унимался. Все пялились на классную доску. Я машинально поднял голову, и мне бросилась в глаза жирная надпись мелом на доске: «Тихий – гомик».

От лица отхлынула кровь, я был близок к обмороку. Так порой бывает, когда ты долго сидишь и вдруг резко встаешь: в глазах у тебя мгновенно все темнеет, и тебе кажется, что ты сейчас грохнешься от тошноты и слабости на пол. Бледный и полный решимости, я сделал вид, что надпись меня ни каким местом не касается.

– Эллярт, – рыкнул Кузнечик, – почему не на своем месте.

– Можно, я с Кузнецовой буду сидеть, – взмолился Элл.

– Нет! – сердито отрезал Кузнечик. – У тебя есть твое законное место.

Я увидел приближающее, затравленное лицо Элла, до меня дошел весь ужас его бледного испуганного лица. Эллу необходимо было сесть возле меня и весь класс молчаливо наблюдал, сядет он или как… И я облегчил участь бывшему другу, встал и пошел с сумкой в задние ряды.

– Тихомиров, ты куда? – спросил меня Кузнечик.

Я посмотрел на него и отвязно ответил:

– На Камчатку, там еще не все люди вымерли, – мои губы искривились в холодной улыбке.

– Ты это про что? – не понял моего юмора классный.

– Про людей, – и я направился к Валеркиной парте.

Кузнечик, наконец, увидел надпись на доске, улыбка сползла с его лица.

– Нельзя такое писать, – негодующе воскликнул он и принялся тряпкой стирать написанное.

– Виктор Анатольевич, – возмущенно завопил Буек. – Что вы наделали?! – его лицо изобразило вселенское отчаяние.

Кузнечик побагровел и непонимающе уставился на Буйка.

– Вы испортили самый счастливый момент моей жизни.

Класс разразился дружным хохотом.

– Над чем смеетесь? – раздраженно спросил Кузнечик.

– Вы стерли правду! – веселился Буек.

– Правду! – опешив, произнес Кузнечик, брови у него проползли наверх. Он еще больше покраснел, словно это было про него написано.

– Объясните, что происходит! – выкрикнул он.

Класс непривычно притих. Я готов был умереть от хохота. Наш Кузнечик наконец-то заметил, что в его классе не все в порядке, – обалдеть, не встать.