Зона притяжения - [5]

Я потянулся к ручке настройки и вдруг, перед тем как нажать ее рука сама собой замерла.

А что будет, если и там тишина, что если действительно все, кроме меня погибли! — с ужасом подумал я.

— Господи помоги! — с этими словами я переключился на общий канал, который использовался для совместных работ и экстренных случаев.

В первое мгновение голос, услышанный мной, напомнил то ли о японских мультфильмах, то ли о гонконгских боевиках. Так орать мог только японский космонавт Тоцуро Осака. Вместе с Грином они занимались ремонтом, когда я запустил этот дурацкий спутник.

Выдох облегчения вырвался из моей груди, когда я услышал вполне разборчивую английскую речь.

— Осака, пожалуйста, успокойтесь! Грину уже не помочь!.. Тысяча чертей, я думал, вы японцы самый спокойный народ…

Осака умок и больше не проронил ни слова.

— Двигайтесь к шлюзу и, пожалуйста, не говорите ничего без необходимости. Я попробую еще раз связаться с Добрыниным.

— Добрынин на связи, — дрожащим от счастья голосом отозвался я.

— Слава богу! Я думал никто из вас не выжил!.. Добрынин, быстрее двигайтесь к нашему шлюзу! Мы падаем! Если в ближайшие десять-пятнадцать минут не удаться вернуть станцию на орбиту, мы обречены! — отрывисто прокричал астронавт.

Он был прав. Самый простой и быстрый способ проникнуть на станцию сейчас — пробраться к шлюзу американского сегмента. Тем более если станция начала падать, то у меня катастрофически мало времени. Вопрос только в том, с какой стати она начала падать? Какая сила заставила ее сойти с орбиты? Удар маленьких осколков не был настолько сильным, чтобы их энергии хватило на значительное перемещение нескольких сотен тонн металла. Значит, существует еще какая-то сила, которая тащит нас вниз.

Цепляясь за поручи там, где они были установлены, и за любые другие выступы, я медленно плыл над корпусом. Боясь оторваться от станции, так как трос из недостаточной длины пришлось отцепить. Слева от меня проплыло что-то белое. Я обернулся и увидел, что это был человек. Он безвольно дрейфовал около разбитых солнечных батарей вместе с обломками. Никакого движения рук или ног не наблюдалось.

— Вижу человека! — сказал я.

— Да это Грин. Но, по всей видимости, его убило осколком. Осака видел, как из его скафандра выплеснулась кровь, — ответили мне.

Наконец добравшись до американского шлюза, я обратил внимание, что пробиты почти все модули. Маленькие воздушные гейзеры сочились тут и там. Удивительно, что при такой плотности осколочной волны не задело ни меня, ни Осаку. Было бы не плохо знать, что же над нами такое рвануло? Какой-то спутник или что?

— Как у вас с давлением? Я вижу многочисленные пробоины в корпусе.

— Медленно падает. Но это неважно — я уже надел спасательный скафандр, — ответили со станции.

Кроме Цыплакова на борту оставалось двое американских астронавтов: Робертсон и Маккол. Трое американцев и японец прилетели лишь неделю назад. И толком познакомиться мы еще не успели, поэтому было не мудрено, что я не узнал голос.

— Это Маккол? — наугад спросил я.

— Нет, к несчастью, бортинженер погиб.

Я сглотнул. Кажется, досталось не только нашему основному модулю.

— Как это произошло?

— Когда по нам ударил поток осколков, он был другом в модуле… А теперь там вакуум, — Робертсон сказал это почти как Левитан объявивший о начале Великой Отечественной. — Боюсь, ваш главный модуль тоже остался без атмосферы. Разгермитизация произошла на столько быстро, что Цыплаков вряд ли успел надеть скафандр.

Еще минуту-другую назад я разговаривал с ним, и вдруг узнаю, что человека больше нет. У меня защемило в груди лишь от одной мысли, что Цыплаков как и Грин безжизненно болтается в пустоте. Но лицо Грина, по крайней мере, скрыто шлемом, от чего кажется, что это не человек вовсе, а какой-нибудь робот. Может быть, Степаныч и недолюбливал меня, но за два месяца нахождения на станции мы невольно сблизились. Мне не хотелось верить, что его жена и двое детей не дождутся мужа и отца, что Цыплаков больше никогда не вернется домой и не сядет за обеденный стол поесть любимого борща, о котором он вспоминал в течение всего полета.

— Робертсон, а где Осака? Я его не вижу.

Японец ответил сам.

— Я уже в шлюзе. Жду вас.

— Мы поместимся вдвоем?

— Должны, это новый шлюз.

Пока я забирался в шлюз, вновь заговорил Робертсон:

— Скажите, Добрынин… Я знаю, что это может задеть вас, но ваш спутник мог как-нибудь повлиять на то, что произошло потом?…. Понимаете, я видел вспышку… и, в общем, те, что произошли за ней они были такие же, как и та первая около вашего спутника.

О господи, спутник! Я уже почти забыл про него. Ведь я так и не узнал, для чего он предназначался и поэтому был не в состоянии ответить американцу что-либо вразумительное. Вопрос Робертсона вновь заставил меня вспомнить о Хиросиме. Вдруг мы сами, не зная того, испытали какое-то страшное оружие?

— Мне известно только, что это был спутник связи, — коротко ответил я.

Робертсон тяжело вздохнул.

— Ну, хоть сейчас давайте избежим секретности! Какое-то это имеет значение теперь!

Я начинал сердиться, хотя и понимал его состояние.

— Послушайте, Робертсон, я действительно ничего толком не знаю. Запросите ЦУП, там вам все пояснят!