Зона милосердия - [69]

Таким было раннее утро столицы 4 февраля 1983 года. Поздно вечером того же дня, почти ночью, в Черемушках на Севастопольском проспекте взорвался пятиэтажный жилой дом.

То, что произошло потом, по свой исключительности показалось мне достойным описания.

* * *

Удивительный день совпадений, редкостных удач. Проливной дождь, наперекор природе с вечера обрушившийся на Москву, к утру утихомирился. Коварный в своем непостоянстве 67-й автобус одновременно со мной подошел к остановке. Я не опоздала на утреннюю конференцию. И в отделении за весь день – ни одного серьезного происшествия. В результате я вернулась домой почти на 4 часа раньше обычного. По дороге вспомнила, что есть еще одна удача: Юра на сутки уехал в подмосковный филиал своего института. Домашнее хозяйство – не его стихия. А в соединении с трогательным желанием помочь мне зачастую превращается в реальную преграду всякому начинанию.

«Ну теперь-то я уж наверняка со всем справлюсь», – подумала я, переступая порог дома.

Дело в том, что вчера было 3 февраля – день моих именин. Маминой любовью и фантастической изобретательностью этот день с моего раннего детства превращен в узаконенный праздник. А теперь – это традиция. Утром Юра преподнес мне красивый малахитовый гарнитур в серебре. Вечером после работы мы с ним выпили по бокалу шампанского. А прием гостей перенесли на пятницу, т. е. на завтра.

И вот я, уже переодевшись в халат и надев фартук, несколько часов готовлюсь к торжеству. Все должно быть приготовлено именно накануне. Ведь именинница обязана быть веселой, жизнерадостной и красивой.

Завтра соберутся близкие друзья. Они не ждут приглашения. Они хорошо помнят этот день. Одни со времени довоенного детства, другие – с трудной военной юности. Но есть друзья и с более коротких дистанций. Они, кстати, опровергают ходячее мнение, будто бы корни истинной дружбы лежат не выше студенческих лет.

Итак, когда часы на Кремлевской башне пробыли полночь и на сон грядущий всему трудовому человечеству по радио торжественно прозвучал гимн Великого Советского Союза – все кулинарные шедевры были уже созданы. Острые, терпкие, душисто-сладкие ароматы, соперничая друг с другом, наполнили квартиру. Я даже успела накрыть стол в большой комнате, спокойно, без спешки, с любовью. Мне нравится нарядная сервировка. Когда в свете люстр разноцветными огнями переливается хрусталь, блестит фарфор и серебро, в бокалы льется золотистое вино, в котором ломаются и скрещиваются пестрые лучи. Уют и красота сближают людей. Они воспринимают друг друга ближе и родней…

Осталось совсем немного. На газовой плите в громадной кастрюле доваривались яйца. В последний момент мне вздумалось зажарить утку. Чтобы достать ее из глубины холодильника, который стоит в передней, встаю на одно колено, беру утку, поднимаюсь и делаю один шаг по направлению к кухне…

В этот момент взрыв оглушительной силы, словно воскрешая звуки минувшей войны, сотрясает дом. С грохотом совсем рядом у моих ног падает что-то массивное и тяжелое. С хлопающим звуком, похожим на пулеметную очередь, распахиваются дверцы шкафов, из них сыплются книги, со звоном падает посуда. Со стен срываются картины, со столов, подпрыгивая, летят безделушки. Зловеще-звенящей руладой рассыпаются оконные стекла. Ворвавшийся сквозной ветер, бешено веселясь, дополняет всеобщее разрушение. Громоподобный раскат взрыва постепенно стихает. А сотрясающая дом вибрация продолжается. Она мелкой дрожью, словно озноб, ощущается во всем теле.

Опомнившись, обнаружила себя стоящей на том месте, где меня застал взрыв.

На полу у моих ног – громадная бесформенная груда, окруженная как туманом не успевшей осесть мелкой белой пылью. Входная дверь квартиры отсутствовала. Вместо нее на меня глядела ужасающе страшная амбразура с уродливо острыми краями уцелевшей стены, лишенной штукатурки. Вырванная с коробкой входная дверь, падая, потащила за собой тяжелую бронзовую вешалку с одеждой, большую деревянную полку с множеством предметов и овальное зеркало, к счастью, уцелевшее.

Бог спас меня. Задержись я у холодильника лишнюю секунду…

А дом уже клокотал от криков смятенья и ужаса. На разные голоса, надрываясь, кричали дети. Их никто не утешал. Откуда-то неслись звуки похожие на вой. И вдруг в эту адскую разноголосицу ворвался дребезжащий мужской голос, срываясь на визг. Он кричал: «Выходите! Выходите все! Немедленно выходите – сейчас рухнет дом!»

Он непрерывно повторял эту фразу, усиливая ужас и сея панику.

Мгновенно все звуки переместились на лестницу. Вопли смешивались с топотом сотни ног, падением каких-то предметов, звоном бьющегося стекла. Люди, обгоняя друг друга, мчались вниз, к выходу.

Очень скоро страх охватил и меня. Сквозь него прорывались нелепые вопросы: а как же именины? а куда же деть вареные яйца? Наконец я сообразила, что надо уходить из дома.

Найдя в общей куче дубленку и сапоги, где-то подхватив первый попавшийся платок, наскоро запихнув в целлофановый мешок паспорт и попавшиеся под руку документы, напоследок собрав с портретного столика фотографии мамы и папы, я вдруг надолго задержалась в передней. Волнуясь, кидаясь в разные углы, с ужасом понимая, что уходят драгоценные минуты, я искала ключи от входной двери. Этот психологический туман владел мной несколько долгих минут, пока я вдруг не споткнулась о лежащую на полу дверь.