Зона милосердия - [52]

Век этих госпиталей подходил к концу.

Однажды солнечным морозным утром, в котором, если очень захотеть, можно было уловить тонкий запах весны, я вышла из своего подъезда с небольшим чемоданом в руках и села в ожидавшую меня машину.

Все теплые прощальные слова были сказаны, все трогательные слезы расставания были пролиты, все пожелания будущего счастья розданы.

Я посмотрела направо.

В ярких солнечных лучах лежала Зона. Все восемнадцать витков ее колючей проволоки, отливали коричневатым светом.

Именно с этого места, не через правое, как сейчас, a через левое плечо я увидела ее впервые.

Первый взгляд сопровождался испугом.

Сегодня он был грустным. Между этими отправными точками лежат три долгих года. А по душевному ощущению – сколько всему этому отдано и сколько получено взамен – целая эпоха.

И вот, эта эпоха кончается. Еще несколько часов дороги домой, и она навсегда станет прошлым.

Придут новые люди, наступят новые времена, появятся новые интересы и приоритеты. Безжалостное время сделает свое дело. Поблекнут краски. Потеряют четкость очертаний образы. Забудутся лица и имена. И как говорится в старинных сказаниях «сомкнется водная гладь, потопив в своих глубинах прошлое».

Забывается все. И только первая любовь нетленна.

А госпиталь 4791 и стал тем местом, где родилась моя настоящая любовь к профессии.

Лучший в стране Первый московский медицинский институт, к сожалению, таким местом не стал.

На то, конечно, были свои причины.

Первый послевоенный выпуск врачей, поступивших в институт в последний предвоенный год, испытал все тяготы военного тыла. Почти все мальчики с курса и молодые преподаватели ушли на фронт. В дни битвы за Москву занятия не раз прерывались, половина курса была эвакуирована, оставшаяся не занималась несколько месяцев. Во время ночных бомбежек студенты дежурили во дворах. А еще субботники, лесозаготовки в подмосковных лесах. Не ходил транспорт, мы голодали и мерзли в практически не отапливаемых учебных помещениях.

Училась я хорошо. Занималась с интересом. Но особой любви к избранной профессии, сознания ее исключительности у меня не возникло.

Да об этом, по правде сказать, никто и не заботился. Тогда речь шла о выживании.

И только здесь, в Зоне, за колючей проволокой я впервые вплотную столкнулась с непомерными человеческими страданиями. А рядом были опытные врачи, которые в условиях трудного послевоенного быта самоотверженно боролись за каждую вверенную им жизнь.

Я всматривалась, вслушивалась, вживалась в эту обстановку. Набирая профессиональные навыки, я училась высокой морали, честности и глубокому уважению к больному.

Здесь, в госпитале, мне впервые пришла мысль, что болезнь – это особая страна, где живут несчастные, обездоленные глубоко страдающие люди. Они выпали из ритма привычной жизни. И эта быстро бегущая жизнь обходит их своим вниманием, требованиями, интересами, заботами, неминуемо рождая унизительный комплекс неполноценности. Сопутствующее одиночество дополняет картину безысходности, усугубляя болезнь.

И есть единственный человек, которому дано разорвать порочный круг. Это – врач. Он рядом – и больной уже не одинок. Их двое против болезни. А это уже сила.

Именно тогда, на заре моей «медицинской юности» сложился взгляд на окружающее, критерии для оценки людей.

Человек может нравиться или нет. Он может казаться добрым или злым, умным или глупым, приятным или отталкивающим, порядочным или негодяем. Варианты этих характеристик безгранично разнообразны.

Но есть особая категория людей – это больные. И для врача – это их единственная характеристика. Других не существует. Только она и есть абсолютная основа для их взаимного общения.

Больной всегда прав. Этот категорический тезис не может и не должен иметь исключений.

Он, как мудрый лоцман, в любой шторм выведет в спокойные воды. Надо только уметь им пользоваться.

Этим тезисом я пользовалась всю жизнь. Его абсолютность измерена опытом длиной в 56 лет.

Именно в то время для меня стало очевидным, что медицина в широком смысле слова – это вершина человеческой нравственности, доброты и интеллекта.

Служение ей – великая честь.

Это и значило, что здесь, в госпитале, я впервые полюбила больного и свою профессию.

И вот я прощалась с госпиталем, перебирая в памяти свои переживания, людей, ставших мне дорогими и близкими…

Машина, тем временем, спустилась с пригорка и, набирая скорость, ехала по дороге. Зона быстро исчезала из поля зрения.

Вот мелькнула крыша последнего лечебного корпуса. За нею – ближайшая к дороге сторожевая вышка.

Солдат махнул мне рукой.

Вот и все.

Через несколько месяцев я поступила в ординатуру хирургического отделения Московского научно-исследовательского онкологического института им. П. А. Герцена.

А это уже другая история.

Рассказы

Туфли

«До свидания», – сказала Ольга и ласково улыбнулась. Не выпуская её руки, Сергей спросил: «Может, зайдём в парк, немного посидим на нашей скамейке?»

Она покачала головой: «Ты же знаешь, послезавтра выпускной экзамен!»

Яркое солнце середины июня. Крымский мост. Над ним голубое небо, поодаль спокойная голубая гладь Москвы-реки. На улицах безлюдье напряженного рабочего дня столицы.