Зона любви - [49]
— В профсоюз вступай — бюллетень получишь. Травма на работе, как никак…
— Это не он, — сказала Ира.
— Не он? Да!? Будто я ничего не помню… как он мне рожу вчера начистил! Вы, похоже, здесь все сговорились!
— Ты из ментовки такая пришла, — сказала Ира.
— Да? Из ментовки? Ну, молодцы — придумали. Да кто там меня посмеет… только пальцем! Они ж меня там все знают.
— Вот потому и посмели, — сказала Ира, — что слишком хорошо тебя все знают.
— Каблук на фирменном ботинке тоже я оторвал?
— Какой каблук?
Варя сорвалась в прихожую. Приходит — натурально рыдает.
— Суки, я ж их первый раз надела…
— Когда пьешь — закусывать надо, — сказала Ира.
Я решил сменить тему и задал второй волновавший меня вопрос:
— А который сейчас час? — спросил я у Иры.
— А сколько градусов по Цельсию? — передразнила меня Варя.
— Первый час. Валерка должен вот-вот подъехать. Ну… брат мой.
«Пора сматывать удочки, — подумал я, — мне еще родственников здесь не хватало. Сейчас допью это богатство — и нах хаузе битте гезеен, — умирать в одиночестве».
29
Узколобые души,
мелкие души!
Как сыплются деньги в сундук,
так в сундук упадает душа.
Валера не заставил себя долго ждать.
Я сидел совершенно голый, завернутый в одеяло, и допивал остатки. Мне опять жутко захотелось Ирку. Но у нее, похоже, были другие проблемы. Брат. Кровинушка родная.
Вообще-то, сначала у меня родилась (типа) благородная мысль. Со мной такое случается спьяну: «Родной брат в гости приехал. Из Смоленска. Гостинец от мамки привез. А тут пьянка-гулянка. Голый мужик на Ириной кровати, во всем своем „мужском великолепии“. Да он меня порвет на куски! А печень съест, чтоб неповадно другим было». Господи, господи, как же наивен я оказался в свои «глубоко за сорок».
ВсЁ происходило у меня на глазах.
Брат оказался довольно упитанный. Даже — если такое определение к месту — весьма цветущий. До сих пор помню свежий румянец на его загорелой роже. Но от него попахивало дерьмом. Не в прямом, естественно, смысле — в эстетической, так сказать, аллегории.
Вначале этот слизняк… слово «вошел» здесь не проходит. Он вполз… или подкрался. Сразу ко мне — здороваться. Улыбку нацепил такую, будто мы на одной подлодке кислородом делились, вражеские линкоры торпедировали, а теперь вот встретились на большой земле в мирное время. Радость-то какая! В общем, улыбочка — Голливуд отдыхает. Я уж потом сообразил: «Клиент, как никак — живые бабки лежат!».
— Извини, — говорю, — Валера, я не в форме.
— Ничего, ничего, братан, отдыхай.
И почмокал сочувственно, будто я на больничной койке раненый, а он — поди ж ты! — живой и здоровый вернулся. Типа: «Извини, братан, что живой!»
Отдыхаю. В конце концов, думаю: «Чего мне-то надо? Не мое это дело». Глаза даже прикрыл, чтоб не смущать их. А сам, как истинный мент, все секу. Каждую мелочь подмечаю.
Варя была права: я прирожденный мент, из породы «следаков». Сама же она незаметно свалила на кухню. Мне бы тоже выйти — как никак дела семейные — но я прикинул: одеваться, идти куда-то… разговаривать с Мишкой — решил откинуться, будто задремал…
Смотрю, Ирка полезла в шкаф. Барахло какое-то, коробки — всё на пол. Порылась — достает заветную коробочку. В ней конверт. Отдает его Валере.
— Здесь — штука баксов, — говорит шепотом, однако, слышимость великолепная, — триста — долги отдашь, четыреста — матери с Анькой, триста — тебе с Людой. Больше нет.
— Да что ты, что ты, сестренка, спасибо.
— Спасибо… Ты когда на работу устроишься?
— Так… эта… я уж устроился, было… так эта… по моей специальности не берут.
«Интересно, — думаю, — что это за специальность такая, уникальная — альфонс?»
— Зато по моей специальности — нарасхват.
— Ирченок, век не забуду! Потерпи чуток…
— А чего мне терпеть? Тоже придумал! Мне моя блядская жизнь по кайфу. Другой не будет. И не надо! Вон — с художником познакомилась, — кивнула она в сторону моего тела. — Это не тебе чета — «народный артист»! Только в мои-то годы, наши сучки уже в «мамочках» ходят. Да капиталец какой никакой сгоношили. У некоторых хаты свои. Дела делают. А я, словно вчера приехала — белья себе нормального купить не могу. Экономлю на помаде! Понял?
— Ир, ну положение аховое. Труба! Людка-то работает. Ну, чего ей там платят, сама понимаешь… в детском саде-то. А я на стройку пойду — решил окончательно. Хоть этим… как его — такелажником. Ну, «подай-принеси», типа…
— Ладно… Мать береги. И чтоб с Анькой — не дай бог, что узнаю — не жить никому!
— Ир, Анька у нас под присмотром. Не волнуйся ты…
— Не волнуйся… девчонке тринадцать, да без отца!
Ира села, обхватив голову руками.
Я подумал: «Ревет, не ревет?» Нет, вроде бы…
— Когда у тебя поезд?
— В семь.
— Ты чего, тут до семи торчать будешь? У меня клиент…
— Я вам не помешаю. На кухне посижу…
— Пусть за водкой сходит, — встрял я, раскрыв себя совершенно.
Видно, мысль о водке не отпускала меня ни на минуту и затмила остатки разума. Так что и «опер» из меня никакой.
— Нет вопросов, — обрадовался Валера. — Только… братан… сам понимаешь.
— На тебе триста рэ. Больше нет. Двести на тачку оставляю. Только вот что… сразу предупреждаю — говна не бери. Только «Кристалл». Понял? В гастрономе. Никаких чтоб палаток… Там все «паленое».
«Некто приходит в ФМС и подаёт справку: — Справка из морга о том, что я умер. Отметьте, что я умер». (с). По традиции автора — изложен только практический опыт. 18+. Присутствует обсценная лексика.
Согласитесь, до чего же интересно проснуться днем и вспомнить все творившееся ночью… Что чувствует женатый человек, обнаружив в кармане брюк женские трусики? Почему утром ты навсегда отказываешься от того, кто еще ночью казался тебе ангелом? И что же нужно сделать, чтобы дверь клубного туалета в Петербурге привела прямиком в Сан-Франциско?..Клубы: пафосные столичные, тихие провинциальные, полулегальные подвальные, закрытые для посторонних, открытые для всех, хаус– и рок-… Все их объединяет особая атмосфера – ночной тусовочной жизни.
Это писательский дебют одного из одиознейших представителей русскоязычной поп-музыки – Сергея Жукова – на рубеже веков его творчество поражало титаническим размахом: согласно опросам, в каждой второй российской семье хранился хотя бы один альбом группы «РУКИ ВВЕРХ». И Максима Петренчука – публициста, журналиста, писателя, чья деятельность ярко отражена на сайте vkontakte.ru.Это СКАНДАЛЬНЫЙ РОМАН, РАСКРЫВАЮЩИЙ ВСЮ ПОРОЧНОСТЬ РОССИЙСКОГО ШОУ-БИЗНЕСА.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга рассказываете рождении и развитии русского рейва – одного из главных достижений русской культуры XX века. В основу книги легли интервью участников техно-движения 1990-х годов.
«Дорога в У.», по которой Александр Ильянен удаляется от (русского) романа, виртуозно путая следы и минуя неизбежные, казалось бы, ловушки, — прихотлива, как (французская) речь, отчетлива, как нотная запись, и грустна, как воспоминание. Я благодарен возможности быть его попутчиком. Глеб МоревОбрывки разговоров и цитат, салонный лепет заброшенной столицы — «Дорога в У.» вымощена булыжниками повседневного хаоса. Герои Ильянена обитают в мире экспрессионистской кинохроники, наполненном тайными энергиями, но лишенном глаголов действия.
В романе известной французской писательницы Анны Берне увлекательно повествуется о жизни римского всадника Понтия Пилата, прокуратора Иудеи, помимо воли принявшего решение о казни Иисуса Христа. Пройдя через многие тяжелейшие жизненные испытания и невзгоды, этот жестокий человек, истинный римлянин, воспитанный в духе почитания традиционных богов и ставивший превыше всего интересы Вечного города, не только глубоко проникся идеями христианства, но и оказался способным, в меру своих сил и возможностей, воплощать их в жизнь.
В новую книгу современной французской писательницы, лауреата ряда престижных литературных премий Кристины де Ривуар вошли ее самые популярные во Франции психологические романы «Раннее утро» и «Его звали Бой», посвященные вечной теме любви и смерти.
Ольга Новикова пишет настоящие классические романы с увлекательными, стройными сюжетами и живыми, узнаваемыми характерами. Буквально каждый читатель узнает на страницах этой трилогии себя, своих знакомых, свои мысли и переживания. «Женский роман» — это трогательная любовная история и в то же время правдивая картина литературной жизни 70–80-х годов XX века. «Мужской роман» погружает нас в мир современного театра, причем самая колоритная фигура здесь — режиссер, скандально известный своими нетрадиционными творческими идеями и личными связями.
Казалось бы, заурядное преступление – убийство карточной гадалки на Арбате – влечет за собой цепь событий, претендующих на то, чтобы коренным образом переиначить судьбы мира. Традиционная схема извечного противостояния добра и зла на нынешнем этапе человеческой цивилизации устарела. Что же идет ей на смену?