Зона любви - [30]

— А скидка за опт?

— Вас сколько будет?

— Не понял…

— Сколько еще ребят в твоей компании?

— Ты че!! Нам соперники ни к чему… Я их всех поубивал и закопал в огороде! Я волк-одиночка. Слыхала про таких? Эгоист. Давай, мамаша, не жидись, — сто пятьдесят за двоих. Я девочек не обижу…

— Ну, ты нахал!

— Есс… Поэтому торг здесь неуместен!

Сутенеры равнодушно наблюдали за спектаклем…

Я упал на заднее сиденье машины между двух тел. Тела как-то слегка напряглись. Небрит, дядя, черен… «чечен, — не чечен…» Несет какую-то околесицу.

— Не дрейфь, пионерки… «Будь готов!» — всегда помните основной лозунг вашей организации! Я ж художник-монументалист… А это что-то вроде морской пехоты. В обиду не дам…

— А закурить можно?

— И мона и нуно. А теперь за водкой и прочими сладостями, — сказал я водиле, — а потом ляжем на дно и прикоснемся к прекрасному.

Впрочем, я уже во всю прикасался. По бокам от меня, в непосредственной близости, было аж четыре ноги! («Так вот где вы прячете свои штучки!») Как вам такое? Тут и у нормального человека восстанут все его пистолеты. А у меня — ненормального — что ж?!

— Вы водку пьете, ангелы?

— Мы всё пьем.

Вот! Достойный ответ… В нем я услышал отзвук покорности. То, по чему истосковалась моя душа. Гордая покорность — один из восхитительных и желанных обманов!

— Ну, красавицы, давайте знакомиться…

— Эля.

— Оксана.

— Это в натуре или по работе? Впрочем, какая разница… А я Федор — слыхали наверное? — Достоевский… тот, который старушек перебил тьму тьмущую, а потом, хлоп! — и в падучую — типа у него алиби. Ну… громкое ж дело было…

— Трепло ты, а не Достоевский.

С этим бы можно поспорить… Достоевский, по моему мнению, тоже порядочное трепло.

— Это всё от нервов… У меня сегодня день ответственный — девственность собрался утратить. А у вас с этим как?

— С чем?

— С девственностью…

— Тебе сколько лет, девственник?

— Примерно, четырнадцать.

— Ага. А нам по шестьдесят.

В мастерскую они заходили с опаской. Я не удержался от глупой шутки: «Во второй комнате взвод солдат прячется».

— Где?!

— Где-где… В шкафу, разумеется! Где ж им еще быть…

— Да ну тебя…

Они слегка расслабились и повеселели.

— Ты по нормальному говорить можешь?

— Можешь. Ну, как вам у меня?

— Класс!

Девчонки с интересом рассматривали мое творчество.

Картины у меня капитальные. Я не признавал простых изображений действительности: пейзажи, натюрморты, портреты и прочую гармоническую муру. Я воевал на холсте… С самим собой. Я воевал с миром! А это нечто другое… Когда меня спрашивали, косящие под знатоков, ценители прекрасного: «Вы в каком направлении работаете?» Меня подмывало ответить: «Морская пехота работает в направлении взятия высоты». Но я отвечал просто: «В направлении садоромантизма».

И на меня смотрели с уважением…

Девчонки тоже спросили:

— Это че такое?

— Картины.

— Кошмар, — сказала Эля.

— А по-моему, прикольно! — возразила Оксана.

— А теперь так, красавицы — командиром назначаю себя. Времени в обрез. Очень кушать хочется. Я вас немножечко съем…

— Ох… тоже мне, какой волк выискался…

— Ну не съем, так понадкусываю… Так что, быстренько в ванну.

— Мы на работу всегда чистые выходим, — ответили они с достоинством.

— А на лице, голубушки… Весь этот ужас — долой!

— Нас заставляют так краситься.

— Давайте, давайте — я хочу посмотреть на ваши истинные лица… Подозреваю — они прекрасны.

Я оказался прав. Девчонки помолодели. Оставалось только снять с подружек их блядский прикид. Тогда восторжествует полная гармония.

— Вам по восемнадцать-то точно есть?

— Ты что! Мне уже двадцать! — сказала Оксана.

— А мне девятнадцать, — сказала Эля.

Итого 39, - подсчитал я.

Даже в сумме, они были моложе меня.

— А теперь раздеваемся — и за стол! Отметим знакомство. Пора познакомить вас со своим лучшим другом.

Мой лучший друг — это отдельная песня.

Его неуемный характер, преданность своему делу, доходящая до фанатизма, были моей вечной мукой. Порою, он становился неуправляем. Лишь применяя жесточайшие санкции, я мог усмирить эту бестию.

Временами мне хотелось убить его. Отрезать и выбросить к чертовой матери! Однако я понимал, (животным чутьем) что я без него? Так, зыбкий отблеск чего-то, типа инока… Вся сила — в нем! А куда я без силы? Народ смешить?

Так что, приходилось терпеть все его выкрутасы и выходки. А также авантюры, походы и кровавые битвы не на живот, а на смерть. Что делать? Настоящую дружбу приходилось доказывать делом.

О дальнейшей встрече нашего треугольника я умолчу. Кстати, такие треугольники мне по вкусу. Не то, что некоторые — канадско-финские… Я умолчу не из-за стыдливости. Ее уже нет и в помине. Просто все эти кувыркания с придыханием давно срежиссированны и отработаны умными дядями, растиражированны и поставлены на поток. И увидеть их не проблема.

Мой друг, (не тот, что в штанах прячется, а обычный, с человеческим лицом) приехав из одного медвежьего угла, где этот товар недоступен, (там даже электричества нет!) с порога потребовал сатисфакции. Несколько часов неотрывно взирал на выкрутасы всевозможных треугольников и прочих мастеров «сплетенья рук, сплетенья ног». Потом, раздосадованный, отвернулся от видака и высказался: