Зона любви - [19]
Впрочем, Аня матом не ругалась. Она на нем говорила, причем с каким-то восторгом произнося матерные слова.
Я как-то спросил, а как это будет по-французски, научи. Она воскликнула (от волнения даже съехав на акцент):
— Это ужасно, плёхо… Фу!
А с «пососать» вышла такая история.
Ее достал один очень въедливый режиссер-экспериментатор.
— Психологический театр умер, — вещал он, — его нет в принципе! Надо двигаться… выражать свои чувства движением, пластикой.
И всё в том же духе.
— Шесть часов репетировали какую-то ерунду, — рассказывала Анна, — прыгали, как идиоты… что-то изображали… Наконец, я не выдержала — села на стул, думаю, а пошел он в болото!
А он подбегает… весь в творческом экстазе…
— Ну, в чем дело, Анна? Надо преодолеть себя… выложиться… надо через «не могу»! А как же… всем трудно!..
Я и сказала:
— Может, тебе еще и пососать?
А что? Он отпал… И вообще больше не трогал. И репетицию перенес.
Я ее спросил тогда:
— И с этим местным фольклором ты ходишь к французскому послу?
(Ее туда приглашали на приемы) И она ответила, с достоинством посмотрев на меня:
— Не бойся, мы всё умеем.
Француженкой она была стопроцентной. Только сумасшедший мог принять ее за грузинку. Надо сказать, я имел большой опыт общения с этой нацией. У меня был друг француз (с типично французской фамилией Власенко и французским же именем — Сережа). Он несколько лет жил у меня — и в квартире, и в мастерской. Приехал он по зову сердца и выполняя последнюю волю отца — русского морского офицера. Приехал в Москву учиться играть на балалайке. В свое время его увлек Нечипоренко — бог, создавший свой неповторимый стиль игры на этом, казалось бы, примитивном инструменте и виртуозно исполняющий Моцарта, Баха, Сен-Санса, Паганини. В те же времена (почти былинные) не без его участия, был у меня непродолжительный, но бурный роман с его знакомой француженкой, которая, кстати, по-русски не говорила ни слова, что не мешало нам понимать друг друга вполне. Язык любви — самый бессловесный. Это я вам говорю, — отставной любовник-волочила.
Да, француженкой она была стопроцентной, но не той, какой их рисует людская молва: любовь, французский поцелуй, легкомысленность, шарм. Француженка проглядывала в ней иначе. В раскрепощенности и какой-то биологической естественности.
Мои соотечественники великолепно знают: то ли крепостное право, то ли Сталин со товарищи въелись нам в подкорку, но наша зажатость, закомплексованность стали национальной чертой. Даже после 15 лет относительной свободы, посмотрите на наших детей. Передача «Поле чудес» наглядно это показывает. Даже бывшие советские дети — латыши, армяне, даже российские — башкиры, татары — ведут себя хоть как-то — пляшут, поют, что-то рассказывают. Только русского мальчика зажимает в тиски сознания своей неполноценности до полной катастрофы. Он молчит! Его спрашивают, а он молчит. А Якубович крутится при этом, как уж на сковородке. Но видно, какие муки стынут в глазах мальчика, какие трагедии назревают.
Я раньше, дурак, стыдился этого, но теперь горжусь им. Да, это наш мальчик, похожий на меня. И, смею надеяться, из него получится сложная, думающая личность. Потому что правильно — еще не есть истинно, а гладко и естественно — не обязательно путь познания.
Не знаю, к чему я это всё наплел, но естественность моей француженки не мешала ей думать, сопереживать и периодически впадать в депрессуху (по ее же выражению).
И вообще, я хотел сказать совершенно иное (а меня повлекло на любимые комплексы). Я хотел высказать сентенцию: постель — поле интернациональное. И неважно, какая национальность лежит рядом с тобой: эстонка, грузинка или кореянка. Все женщины хотят одного, что бы их раскрыли и увлекли на небеса. В постели всё-таки всё зависит от мужчины. Нежность, постепенность и настойчивый поиск сокровенных местечек — сделают свое дело: она попадет в рай. А уж потом обязательно позовет и тебя.
Она мне сказала:
— У меня таких мужчин еще не было. Ты мне нравишься, нравишься, нравишься…
— А какие были?
— …нравишься, нравишься, нравишься…
Она повторяла и повторяла, будто сам звук этого слова, произносимого многократно, нес в себе сексуальный мистический смысл. Она будто впала в транс и шаманила.
— …нравишься, нравишься…
Я попытался ее отвлечь:
— Скажи кукушка, сколько нам еще вместе жить?
— …нравишься, нравишься…
— Раз, два… Ну… еще!
— …нравишься, нравишься, нравишься…
Конечно, она была актриса. И, очевидно, не плохая. И, волей- неволей, эта профессия жила в ней. Поэтому все эти затянувшиеся сцены с «нравишься, нравишься» были отчасти ее творчеством.
На сцене я ее так и не увидел. Вот по радио слышал передачу о ней и ее монолог. Но об этом после. В свой театр она меня не пускала. Вернее, не приглашала. Впрочем, я туда и не рвался. Я равнодушен к театру. (А на сцене видеть ее я боялся — боялся разочарования). И вообще, по большому счету, я равнодушен к любому творчеству, в котором сам не участвую. Меня, как и всякого нормального художника, увлекала только единственная персона — ваш покорный слуга.
Художник — это всегда немного бог. Сам в себе и создающий свой мир. А иначе кому ты, к чертовой матери, нужен?
Опубликовано: Журнал «PS», BELMAX, 2000, «Молодая гвардия», 2004.
Был жаркий день в Вирджинии, во время Великой Депрессии, когда автобус сломался на пустынной лесной дороге. Пассажирам было сказанно, что ремонт продлится до завтра, так что… Что они будут делать сегодня вечером? Какая удача! Просто вниз по дороге, расположился передвижной карнавал! Последним человеком, вышедшим из автобуса, был писатель и экскурсант из Род-Айленда, человек по имени Говард Филлипс Лавкрафт…
Эта книга — своего рода итог «десятилетия» Б.Н.Ельцина в российской политике. В ней он обращается к событиям, которые относятся в основном ко второму сроку его президентства.
Боб Джонс — совершенно обычный парень. У него хорошая работа и милая девушка. И все же Боб считает, что у него есть проблема: никто не замечает его, никто его не помнит. Там, где обычный человек проходит неузнанным, Боба Джонса… игнорируют. Но однажды его заметили. Его запомнили. Но хотел бы он остаться незаметным, потому что у незнакомца, назвавшегося Филиппом, на уме что-то ужасное. Он желает мести — мести миру, который давно игнорирует не только Боба, но и других. Для лиц старше 18 лет.
Ольга Комарова (1963–1995) — автор из круга московско-ленинградского андерграунда второй половины 80-х годов прошлого века. Печаталась в самиздатском «Митином журнале», рижском журнале «Третья модернизация» и других коллективных проектах. В 1999 году в издательстве «Колонна» вышел тиражом 250 экземпляров сборник ее рассказов «Херцбрудер». В прозе Комаровой ранний российский постмодернизм ведет тяжелую позиционную борьбу с православным юродствующим феминизмом. В начале 1990-х Комарова обратилась в радикальное православие и запретила издавать свои тексты после смерти, а значительную часть написанного уничтожила.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Первый сборник "Растаманских народных сказок" изданный в 1998 году тиражом 200 экземпляров, действительно имел серую обложку из оберточной бумаги с уродским рисунком. В него вошло 12 сказок, собранных в Полтаве, в том числе знаменитые телеги "Про Войну", "Про Мышу" и "Про Дядю Хрюшу". Для печати тексты были несколько смягчены, т.к. аутентичные версии многих сказок содержали большое количество неприличных слов (так называемых "матюков"). В то же время, сказки распространились по интернету и получили широкую известность именно в "жестких" версиях, которые можно найти на нашем сайте в разделе "Only Hard".
В романе известной французской писательницы Анны Берне увлекательно повествуется о жизни римского всадника Понтия Пилата, прокуратора Иудеи, помимо воли принявшего решение о казни Иисуса Христа. Пройдя через многие тяжелейшие жизненные испытания и невзгоды, этот жестокий человек, истинный римлянин, воспитанный в духе почитания традиционных богов и ставивший превыше всего интересы Вечного города, не только глубоко проникся идеями христианства, но и оказался способным, в меру своих сил и возможностей, воплощать их в жизнь.
В новую книгу современной французской писательницы, лауреата ряда престижных литературных премий Кристины де Ривуар вошли ее самые популярные во Франции психологические романы «Раннее утро» и «Его звали Бой», посвященные вечной теме любви и смерти.
Ольга Новикова пишет настоящие классические романы с увлекательными, стройными сюжетами и живыми, узнаваемыми характерами. Буквально каждый читатель узнает на страницах этой трилогии себя, своих знакомых, свои мысли и переживания. «Женский роман» — это трогательная любовная история и в то же время правдивая картина литературной жизни 70–80-х годов XX века. «Мужской роман» погружает нас в мир современного театра, причем самая колоритная фигура здесь — режиссер, скандально известный своими нетрадиционными творческими идеями и личными связями.
Казалось бы, заурядное преступление – убийство карточной гадалки на Арбате – влечет за собой цепь событий, претендующих на то, чтобы коренным образом переиначить судьбы мира. Традиционная схема извечного противостояния добра и зла на нынешнем этапе человеческой цивилизации устарела. Что же идет ей на смену?