Зона - [26]

— А что? Еще у кого-нибудь надо экзамен принять? — весело отозвалась Варвара.

— Вам велено не уходить.

— Мы и не собираемся. У нас еще пять человек не отвечало.

Спрашивать было трудно по двум причинам. Во-первых, так хотелось узнать, как они, их бывшие, устроились на новом месте. Какие испытывают трудности? Возможны ли возвраты? Во-вторых, учащиеся отвечали плохо, позабыли даже то, что знали. Вот ее плоды — полуволи. Поэтому экзамен шел долго.

Как только все были опрошены, все вопросы выяснены и дверь закрылась за последним выпускником, уставшие, но счастливые учительницы с букетами цветов, полученными впервые от своих бывших учеников, поднялись, в кабинете появился Шурбинский.

— Товарищ Соколова, прошу прогуляться в зону!

Варвара почему-то густо покраснела, руки ее затряслись, ноги ослабли.

— Я с тобой! — подхватила ее под локоть Нина Николаевна.

— Вы, товарищ историк, свободны! Вам там делать нечего! — зло зыркнул маленькими глазками опер.

По территории зоны Варвара шла в сопровождении Шурбинского. Шли молча. В дверях химического кабинета стоял практикант с листом бумаги. В распахнутом настежь вытяжном шкафу, на нижней полке, лежал пакет. В старую пожелтевшую газету была завернута бутылка водки с этикеткой «Столичная», две пачки прессованного чая, плитка шоколада «Ванильный» и небольшая упаковочка, как оказалось потом, с наркотиками. На газете карандашом написана цифра 21, то есть номер Варвариной квартиры. Посреди демонстрационного стола разбросаны поздравительные открытки учащихся на имя Варвары, лежали засаленные карты, порнография.

— Как это понимать? — спросила Варвара.

— Это мы хотели у вас узнать! — с важной солидностью спросил Шурбинский.

— У меня? А причем тут я?

— Да, у вас! Все это найдено при досмотре химического кабинета.

— В кабинете? Этого не могло быть! — взволнованно заговорила Варвара.

— Не должно, а есть! — самодовольно ухмылялся Шурбинский.

Начальника внутреннего режима Шурбинского Варвара знала лет пять-шесть. Ранее он служил в тюрьме. Сначала показался требовательным, немного суровым человеком. И внешность соответствовала: лицо квадратное, широкий волевой подбородок. Вот только бегающие маленькие глазки как будто с другого лица. Потом пришло разочарование: мелкий, пустяковый человек. Однажды при разговоре в его кабинете Варвара хотела обратить внимание на то, что участились в зоне случаи полома левой руки у лиц, которых на время надо было изолировать от остальных. Варвара высказала предположение, что делает это какой-то опытный специалист-костолом, так как возникала только трещина, без крупной травмы кости. Неожиданно Шурбинский поднялся, и что-то за занавеской щелкнуло. Варвара догадалась: разговор записывался на магнитную ленту. Видимо, такая запись его чем-то не устраивала. Сколько раз, возвращаясь домой, встречала она оперативника пьяным. За зоной Шурбинский не церемонился:

— Свет-ты-Варварушка! Пригласила бы на чаек. Одна ведь живешь! Этим улыбочки, а нашему брату служивому одни формальности: «Разрешите войти! Разрешите выйти!» — передразнивал Шурбинский Варвару. — А ведь много знаешь? Сколько гранат тогда с одеколончиком через голову пролетело? Не считала?

— А на что мне считать, — насмешливо-резко отвечала Варвара, — на то есть Шурбинский. Вы и считайте. Мне хватает других цифр.

— Ну смотри, Варвара. Мы ведь с твоей Везувией одним телефонным проводочком связаны. Друг друга понимаем с мигания ресниц!

— Шурбинский, вы так рассуждаете, будто кроме вас никого нет на свете. Вы тут вся власть и управа. Не пугайте!

— До небушка-то высоко и до солнышка далеко. Переспала бы ночку, можно встретиться и днем. Что стоит? Везувию укусил бы так, что взвыла бы. Надоела она мне своими преподношениями и шу-шу-шу, — нагло ухмыльнулся Шурбинский.

— Действительно, сколько гранат тогда пролетело? — подумала Варвара. Гранат она не считала. А вот грохот падающих запаянных перебросов слышала. Через запретную полосу летели эти металлические птички и с грохотом ударялись о железную крышу. Одна из них упала в запретку — между высоченным забором с колючей проволокой и школой. В это время начинался урок. В класс неожиданно проскользнула маленькая юркая фигурка и стремительно пронеслась в сторону окна. В решетку форточки могла проскользнуть только такая человеческая змейка. Это был Пеночкин по кличке Шкет. Варвара узнала его по фигурке.

Повернувшись к доске, сделала вид, что ничего не заметила, стала писать тему урока. В классе возникла гробовая тишина. Мгновение — фигурка юркнула через форточку в запретку. Еще мгновение — показалась голова участника переброса. Краешком глаза Варвара видела это. Система научила ее чувствовать, ощущать все вокруг происходящее даже затылком. Но она не подавала вида. Когда посланец исчез за дверью, обернулась к классу и спросила:

— Что за хождение на уроке? Пора угомониться и сесть всем на места.

"Что делать? — лихорадочно билось в мозгу. — Взять с поличным?" Это мог сделать Шурбинский, контролеры, оперативники — аппарат внутреннего режима. Это считалось в зоне нормой. Такова у них работа. Если сделать это учительнице, прощения не будет. Значит завтра надо уходить с работы. Да и за зоной такое могут не простить. Доложить Шурбинскому? Это все равно, что взять Пеночкина и при всех отвести к оперативникам вместе с перебросом.