Зона глазами очевидца - [7]

— Пусть будет так, мне нетрудно, — согласился я. — Лишь бы они тебя с час в дежурке не продержали, а то я задубею на этой подлой трубе!

Он только кивнул в ответ и скрылся за дверью, не прощаясь.

Итак, я пошел в секцию одеваться, хотя делать мне это ох как не хотелось. Оделся я быстро и вскоре осторожно, перебегая от барака к бараку, прокрался к «заветной» чёртовой трубе, находящейся на задворках нашей задрипанной столовой, которая более походила на большую конюшню, нежели на зал для приема пищи. Я был в теплых меховых перчатках, и потому лесенки железной трубы не обжигали мне пальцы и не прихватывали, как обычно, кожу.

Тихонько взобравшись на несколько лесенок вверх, я слегка откинулся назад, к стене столовой, и затаился, как ночная кошка.

Ждать мне пришлось не очень долго. Серый показался минут через десять — пятнадцать. Он был совершенно один на пустынной «улице» под зоной, и мне казалось, что я даже слышу, как знакомо поскрипывает снег под его ногами у самой «запретки». Слегка согнувшись, он несся куда-то вперед, будто позабыв обо всем на свете. Поравнявшись с трубой, Серый бегло взглянул в мою сторону… Я тут же отделился от стенки в подтверждение выполненной просьбы, а он махнул мне рукой, будто поправляя шапку на голове.

Дело было сделано, я со спокойным сердцем отправился в барак досыпать, мысленно пожелав другу удачи и, понятно, сил…

Лишь на следующий день у меня появилось время хорошенько обмозговать всю ситуацию, и, скажу прямо, я даже немного зауважал Сучку. Как бы там ни было и что бы ни говорил Серый о сдаче и его бригаде, хозяин все же очень рисковал, выполняя данное им слово. Его могли «сдать» как свои, так и чужие, мог «слинять» Серый, могло, наконец, произойти и то, чего вовсе не ожидал начальник лагеря, могло. Сучка, по-видимому, рассчитал все точно и, выждав некоторое время, дав забыться болтовне зеков, все же исполнил обещанное. Конечно, это был поступок, причем самый настоящий, и добавить здесь, право, было нечего. Мент это или не мент, а факт — вещь упрямая.

В течение всего первого дня никто из арестантов не спрашивал о Сером, а если бы и спросили, я знал, что ответить любопытным и интересующимся…

Ночная смена, стационар, «кича», не вышел на работу, занят и т. д. — причин и отговорок имелось в запасе тьма, а так как большое количество людей постоянно мелькало перед глазами в сжатом, ограниченном пространстве, то многие зеки часто не спохватывались своих знакомых по целым неделям, пока те сами не напоминали о себе. И только очень близкие люди, конечно, сразу замечали все. Но близким у Серого числился я один, и потому волноваться было не о чем.

С большим нетерпением я ожидал возвращения друга, прикидывая в уме, как и где он мог пристроиться на жительство. Я уже предвкушал его рассказ о воле, яркий и красочный, с оригинальными прибаутками и юмором, но, увы, не мог поболтать с кем-то на эту тему…

Трое суток буквально пулей пролетели, но вместе с тем и протянулись, как месяц. Я готовился к встрече приятеля.

Попив на ночь ядовитого чифиря и заварив еще одну банку на потом, я долго не ложился, а когда в секции все уснули, достал из заначки самодельный ночничок и пристроился что-то писать, надеясь незаметно убить время и таки дождаться друга. Часы показывали уже два сорок ночи, но шагов в коридоре, знакомых шагов, я так и не услышал… Не услышал я их и позже, когда первые предвестники наступающего утра, шныри, завозились по своим делам и стали собираться на заготовку завтрака бригадам.

«Что ж, возможно, его уже запустили на биржу, а не в жилзону, — подумалось мне. — Так даже проще и гораздо удобнее… Утром он снимется вместе с ночниками и как ни в чем не бывало войдет в зону».

Да, именно так я тогда подумал, не имея ещё никаких дурных предчувствий относительно Санькиной задержки, но, наоборот, с нетерпением ожидая выхода на наш в полном смысле музыкальный развод.

На всякий случай я даже прихватил Санькину пайку и сахарок, всё честь по чести, но, конечно же, понимая, что с воли он вряд ли вернётся голодным и, скорее всего, непременно припрёт ещё что-то и мне.

Выйдя на рабочий объект, я скорым шагом заспешил к нашей с Санькой деревянной будчонке-теплячку, в которой мы обитали. Увы, окошко будки было совсем темным, а из трубы не струился и малейший дымок. Мне стало ясно, что Серого там ночью не было.

Итак, его «отпуск» перевалил на четвертые сутки, и мне не осталось ничего другого, как снова ждать и гадать, но теперь уже до конца долгой двенадцатичасовой смены.

Снимались с биржи мы обычно около девяти вечера, но работу бросали примерно за час-полтора до съема, чтобы немного обогреться, обсушиться и просто отдохнуть. Наши мастера и офицеры в это время давно грелись по кабинетам и бытовкам, будучи хорошо осведомленными о местонахождении хозяина, то бишь Тюкина, и его физическом состоянии…

Тюкин, как я говорил, нет-нет да и делал внезапные набеги на биржу и гонял там всех подряд, включая и офицеров. Попадаться ему на глаза после того, как он принял дозу горячительного, считалось делом гибельным…

Часов около семи вечера, когда небольшая часть бригад уже вышла из зоны на биржу по шестичасовому разводу, ко мне в будку неожиданно заскочил мой давний знакомый Толя Бочкарев, Боча, которого я не видел недели две, а то и более.