Зона бабочки - [23]

Она сидела боком к мутноватому окну, поставив локти на стол и упираясь подбородком в сплетенные пальцы, и молча смотрела, как он усаживается напротив нее. Герман специально выбрал именно эту позицию, чтобы видеть и окно, и дверь кафе.

— Ну, и?… — сказал он и тут же добавил: — Только давай сразу: откуда ты меня знаешь? И кто тебе сказал, что я сюда приду? Тот, караульный?

— Какой караульный?

Хотя это и был вопрос, но никакого удивления она не выказала.

— Который меня встретил. В окрестностях.

— Никто мне ничего не говорил. И я вас не знаю. Просто почувствовала, что вы идете. И постаралась помочь. Считайте, что я ваша помощница.

— Так. — Гридин придавил ладонью столешницу. — О помощницах меня не информировали. Кто ты?

Девушка опустила руки и слегка подалась к нему. Лицо ее оставалось таким же серьезным.

— Послушайте, Герман. Не думаю, что нам вновь не постараются помешать. — Она бросила взгляд в окно. — Поверьте, это не главное… кто я и что я. Ну, считайте, я здешний проводник.

Он усмехнулся:

— Сусанин?

— Вергилий.

— Это что, преисподняя? — сдержанно спросил Гридин.

Понятно было, что девчонка имеет в виду проводника Данте по кругам Ада. Начитанная была девчонка для своих пятнадцати или шестнадцати. Ему вдруг показалось, что он напрасно теряет время, и перед ним все-таки очередной глюк. Только иного рода.

— Хорошо, — быстро сказала девушка, вновь мельком взглянув в окно. Герман последовал ее примеру, и не увидел там ничего примечательного. — О двойниках вы, думаю, слышали?

— Допустим, — после небольшой паузы медленно ответил Герман. Форсить было глупо, но какой-то механизм внутри уже завелся. — Тебе что, о тульпе рассказать? Или о двойнике Байрона? А может, Анны Иоанновны? Или Есенина тебе продекламировать? Тоже, наверное, о двойнике писал: «Черный человек на кровать ко мне садится, черный человек спать не дает мне…»

Он оборвал себя. Действительно, получалось как-то не к месту.

Девушка смотрела в окно.

— Достаточно? — спросил он.

— Достаточно, — ответила она.

— И чей же ты двойник?

Девушка взглянула на него:

— Свой собственный. Это неважно. Я помочь вам хочу.

«В чем помочь и почему помочь?» — собрался было спросить Гридин, но краем глаза уловил движение за окном и вновь повернул туда голову.

Мимо кафе шел к подъезду многоэтажки в сопровождении давешней собаки с тремя удивительными хвостами давешний же лысоватый мужчина в джинсовой куртке. Был он все таким же нечетким, и не только из-за пыли, осевшей на окне. Потому что другая фигура имела очень точные очертания. Как на гравюре. Это был некто высокий, в длинном черном плаще с наброшенным на голову просторным капюшоном. Он неторопливо вышагивал бок о бок с лысоватым, но как бы сам по себе. В руках у черного ничего не было, хотя очень уместно смотрелась бы там остро заточенная коса. Гридину показалось, что взгляд черного направлен прямо на него, хотя в данном случае говорить о взгляде было бы неправильно. Дело в том, что глаза на лице черного отсутствовали. Отсутствовало и само лицо. Там был череп с пустыми глазницами. Белый череп.

Но взгляд черного Герман просто физически ощущал. Взгляд был недобрым. А на кого, интересно, Смерть смотрит по-доброму?

И что бы это значило? Скорпион подает очередной знак?

— Часто тут ходят… такие? — Гридин постарался сохранить ровный тон.

Впрочем, его персональная дева-сирена не подавала никаких признаков жизни.

Девушка тоже посмотрела в окно — и вздрогнула. И тут же перевела взгляд на Гридина. Лицо ее выражало не испуг, а волнение.

— Я провожу вас… — быстро сказала она.

— По-моему, я и сам знаю, куда идти, — возразил Гридин.

Он наконец уяснил себе, что это за лучик мигает ему из темноты. Проводницы, может, и вполне безобидные создания, но пусть уж лучше работают в поездах. Особенно, если неизвестно, кто они такие, и почему предлагают помощь. Ни о каких здешних проводницах Скорпион не говорил ни полсловечка. Конечно, все можно списать на неизведанность зоны… Но лучше изначально предполагать худшее. Чтоб потом поменьше расстраиваться.

Лысоватый поднялся на крыльцо и исчез за дверью подъезда, собака вновь куда-то пропала, а черный (или черная?) уселся на скамейку у крыльца и опустил голову. Точнее, череп.

Девушка явно собиралась что-то сказать в ответ — но не успела. Под аккомпанемент пробудившейся сирены возникла из воздуха у нее за спиной расплывчатая тень, протянула темные отростки — и девчушку буквально придавило к столу. Будто взгромоздился ей на плечи какой-нибудь слонопотам.

Если Гридин и подумал о ее спасении, то вторым пунктом. Первым пунктом он поставил собственное спасение. Кто она такая, Герман не знал, а вот кто такой он — знал очень хорошо.

Тень катком проехалась по девушке, которая сидела, зажмурившись, и, кажется, даже не дышала, но до Гридина дотянуться не сумела. Он уже, оттолкнувшись подошвами от пола, падал на спину вместе со стулом, в падении выдергивая из-за пазухи пистолет. Первый выстрел он успел сделать, еще не соприкоснувшись с полом. Еще два прогремели, когда он уже произвел кувырок назад и сидел на корточках. С дополнительными двумя он, наверное, перестарался, потому что тень словно испарилась, когда он только собирался во второй раз нажать на спусковой крючок. Тем не менее, все три пули исчезли — стена метрах в трех от Гридина, обитая деревянными плашками, гладкими от светло-коричневого лака, осталась нетронутой. И потолок тоже был невредим — правда, туда Герман попасть ну никак не мог, не таким уж он был никудышным стрелком.