Зомби-экономика. Как мертвые идеи продолжают блуждать среди нас - [4]

).

В 1970-х годах послевоенный экономический подъем, который, казалось, будет продолжаться вечно, резко оборвался. Ему на смену пришли ускоряющаяся инфляция и высокая безработица. Кейнсианские фискальные меры, нацеленные на преодоление безработицы, пришлось отбросить. На протяжении 1980-х годов центральные банки прибегали к ограничительной монетарной политике и высоким процентным ставкам, чтобы искоренить инфляцию. Глобализация, и в особенности количественное расширение и рост влияния финансового сектора, только усиливали давление в сторону ценовой стабильности, испытываемое центральными банками.

Одновременно с возвращением ценовой стабильности исчезла полная занятость времен послевоенного подъема – исчезла, чтобы по-настоящему никогда не вернуться. Темпы экономического роста стали постепенно повышаться, однако, по крайней мере в развитых странах, они так и не достигли уровней послевоенного подъема. Казалось, что идея Новой эпохи канула в лету. Но зомби так просто не умирают.

Рождение: затишье после бурь

Если брать за мерило многострадальные 1970-1980-е годы, то для развитых стран, в особенности для США, период 1990-х годов выглядит эпохой благополучия. Циклический подъем второй половины 1990-х годов улучшил положение всех слоев населения. Для половины населения с наименьшими доходами долгий период стагнации был прерван. Еще резче за счет рынка акций увеличивалось благосостояние обеспеченных слоев. Жилье дорожало медленно, но, являясь основным активом домохозяйств, оказывало сильное влияние на их богатство.

Продолжительное и интенсивное расширение экономики 1990-х годов наряду с такими политическими событиями, как развал Советского Союза, породили оптимизм и, по крайней в США, победное ликование. Популярность таких книг, как «Конец истории» Фрэнсиса Фукуямы и «Lexus и олива» Томаса Фридмена, отражала общее состояние умов.

Фукуяма утверждал, что великие конфликты, которые двигали историю вперед, закончились и конец холодной войны знаменовал «конечный пункт идеологической эволюции человечества» и универсализацию западной либеральной демократии «как окончательной формы правления в человеческом обществе».[6] Для Фукуямы «западное» означало «капиталистическое». Понятию «капитализм» он не давал однозначного определения, но внимательный читатель мог прийти к выводу, что речь идет о победившем рыночном либерализме. Обосновывая свой тезис об универсализации общественного устройства, к «капиталистическим» он отнес целый ряд политических и экономических систем, существовавших в западных обществах, – от скандинавских социал-демократий до общества, устроенного по принципу «победитель получает всё», которое складывалось тогда в США.

Для Фридмена же все эти оттенки – мелочь. В его книге было много ярких выражений и запоминающихся метафор, но самая замечательная из них – «золотая смирительная рубашка».

С ее помощью Фридмен хотел сказать, что в глобальной экономике строгое следование принципам рыночного либерализма – верный путь к процветанию. Всякий же, кто отклонится от этих принципов, не минует гнева «электронного стада», то есть сплетенных в тесную сеть глобальных финансовых рынков.

Благодаря своим одам новому миропорядку Фукуяма сделался необычайно популярным. Его книги постоянно цитировали, хотя читали не так широко. Но, как ни упражнялся в красноречии Фридмен, публика не наградила его лаврами великого мыслителя, хотя книги и покупала с большой охотой. Все хотели попасть в новый мир счастливых обладателей «лексуса».

Праздник был уже в самом разгаре, когда к нему присоединились экономисты. На протяжении почти всех 1990-х годов они беспокоились о слабом росте производительности, возможном возврате инфляции и высокой по меркам послевоенного подъема безработице.

Но наступили 2000-е, и в цифрах американской статистики для тех, кто лил слезы об утерянном золотом веке, появилось утешение. Данные свидетельствовали о сокращении колебаний выпуска и безработицы. Как полагало большинство экономистов, волатильность этих показателей резко снизилась в середине 1980-х годов в результате предшествовавшей «рецессии Волкера», названной так в честь главы ФРС Пола Волкера, решившегося на ужесточение политики в целях борьбы с инфляцией.[7]

И хотя больше всего внимания уделялось колебаниям выпуска, наиболее чувствительный результат рецессий – это колебания занятости, лучшим индикатором которой является отношение числа занятых к общей численности населения. Волатильность общепринятых индикаторов занятости, как и волатильность ВВП, значительно снизилась после 1985 года.

Это уменьшение волатильности совпало по времени с почти двадцатилетним председательством в ФРС Алана Гринспена, преемника Пола Волкера. И – по справедливости или нет – его поставили в заслугу Гринспену, а не Волкеру. Фигура Гринспена как источника экономической мудрости была канонизирована в Вашингтоне, удостоившись своего жития в виде написанной Бобом Вудвордом[8] книги «Маэстро. ФРС Гринспена и подъем американской экономики».

Наследник Гринспена Бен Бернанке окончил с отличием Гарвардский университет в 1975 году, а в 1979 году получил докторскую степень в Массачусетском технологическом институте (MIT). Он стал ключевой фигурой среди экономистов, чья карьера началась после краха долгого послевоенного подъема и совпала с эпохой Гринспена. Поэтому закономерно, что именно Бернанке больше всех способствовал продвижению идеи о Новой эпохе экономической стабильности.