Золушка, или Дух матери - [2]

Заметьте: его три девочки.

Мне кажется, что, возможно, дочери мачехи были и впрямь, все время, его родными дочерьми, такими же родными, как Золушка, его «естественными» дочерьми, как говорится, словно в законнорожденности есть нечто изначально неестественное. Это перегруппировало бы силы в истории и сделало бы его потворство в отношении доминирования других девочек более правдоподобным. Это сделало бы поспешную женитьбу и враждебность мачехи более обоснованными.

Но, ко всему прочему, это трансформировало бы историю во что-то иное, ибо обеспечило мотивацию; это означало бы, что мне пришлось бы обеспечить всех этих людей прошлым, наделить их тремя измерениями, вкусами и воспоминаниями, мне пришлось бы думать о том, чем им питаться, что одевать и что говорить. Это перенесло бы «Золушку» от голой неизбежности волшебной сказки — с ее характерной связующей формулой «и тогда» — к эмоциональной и технической сложности буржуазного реализма. Им пришлось бы научиться думать. Все бы изменилось.

Я буду придерживаться того, что знаю.

Какие подарки хотят три его девочки?

«Привезите мне шелковое платье», — сказала его старшая девочка. «Привезите мне жемчужное ожерелье», — попросила средняя. А как насчет третьей, забытой девочки, в благородном порыве вызванной из кухни и вытирающей огрубевшие от работы руки о фартук, девочки, принесшей с собой запах стряпни?

— Привезите мне первую веточку, которая ударится о вашу шляпу по дороге домой, — сказала Золушка.

Почему она об этом попросила? Намекнула на то, что он слишком низко ее ставит? Или же провидение подсказало ей применить эту случайную формулу неосознанного желания, позволить слепому шансу выбрать за нее подарок? Если только это не дух ее матери, пробудившийся и беспокойно ищущий дорогу домой, вошел в девичий рот и попросил за нее.

Он привез ей ореховую веточку. Она посадила ее на материнской могиле и поливала слезами. Веточка выросла в ореховое дерево. Когда Золушка вышла поплакать на могилу своей матери, дикая голубка проворковала: «Я тебя никогда не оставлю, я всегда буду тебя защищать».

Тут Золушка догадалась, что дикая голубка была материнским духом, а сама она остается дочерью своей матери, и хотя она плакала, выла и страстно желала, чтобы мать вернулась, сердце ее слегка сжалось, когда она поняла, что мать, хотя и мертвая, не ушла насовсем, и теперь придется выполнять материнские распоряжения.

Пришло время чудной ярмарки, которую проводили порой в той стране; когда все местные девственницы отправлялись танцевать перед сыном короля, чтобы тот мог выбрать девушку себе в жены.

Дикая голубка жаждала, чтобы ее дочь вышла замуж за принца. Вы, наверное, подумали, что опыт собственного замужества, должно быть, научил ее быть осторожной, но нет, против рожна не попрешь, что еще делать девочке? Дикая голубка безумно хотела, чтобы ее дочь вышла замуж, так что она влетела в дом, подняла клювом новое шелковое платье, дотащила до открытого окна и сбросила вниз Золушке. С жемчужным ожерельем она поступила так же. Золушка хорошенько помылась во дворе под насосом, надела на себя украденный наряд, тайком прокралась через заднюю дверь и направилась к танцплощадкам, а сводным сестрам пришлось сидеть дома и дуться, потому что им ничего было одеть.

Дикая голубка находилась рядом с Золушкой, клевала ее в уши и оживляла танец, чтобы принц увидел девушку, полюбил ее, последовал за ней и обнаружил упавшую туфельку, ибо история не завершена без ритуального осквернения другой женщины и изувечения ее дочерей.

Поиск ноги, которая подходит туфельке, необходим для осуществления этого ритуального осквернения.

Другая женщина отчаянно хочет того молодого человека. Она готова на все, чтобы его заполучить. Не теряя дочь, приобрести сына. Она так сильно хочет сына, что готова покалечить своих дочерей. Она берет разделочный нож и отрубает старшей дочери большой палец, чтобы ее нога влезла в крошечную туфельку.

Представьте себе.

Замахнувшись мясницким ножом, женщина обрушивается на свою дочь, которая обезумела, словно она не девочка вовсе, а мальчик, и старуха нацелилась на часть тела, более необходимую, нежели палец на ноге. «Нет! — кричит она. — Мама! Нет! Не нож! Нет!» Но палец, так или иначе, отлетает, и она швыряет его в очаг, в золу, и потом Золушка его находит, удивляется и испытывает как трепет, так и страх перед феноменом материнской любви.

Материнской любви, укутывающей этих дочерей точно саван.

Принц не нашел ничего знакомого в лице слезливой молодой женщины — одна туфля сброшена, другая одета, — показанной ему торжественно ее матерью, но сказал: «Я обещал, что женюсь на любой, кому подойдет туфелька, так что возьму тебя в жены», — и они уехали вместе.

Дикая голубка прилетела, порхала вокруг, но не щебетала, не ворковала свадебной паре, а пела страшную песню: «Смотрите! Смотрите! В туфельке кровь!»

Принц, возмущенный обманом, тут же вернул поддельную экс-невесту, но мачеха быстренько оттяпала пятку другой дочери и засунула еще одну несчастную ногу в освободившуюся кровавую туфельку, так что принц — ничего не поделаешь, человек слова — помог новой девочке подняться и снова уехал.