Золотые ворота. Черное солнце - [50]

Это заметила и Оксана. И хотя у самой кожа на ладонях давно потрескалась, решила ему помочь.

— Линии не выдерживаешь! Почему на мой участок зарываешься? — рассердился он.

— А тебе что, жаль?

— Порядок должен быть.

— Порядок здесь один: чем быстрее кончим, тем лучше.

Оксана говорила еще что-то, но он не мог понять. Держак обжигал ладони так, словно был сделан из раскаленного железа. Олесь боялся, что если выпустит лопату, то никакая сила не заставит ее поднять.

«Ты не должен думать об усталости, — убеждал он себя. — Ты не имеешь права сдаваться! Разве девушкам легче? Глянь на их согнутые спины… А погляди на Пелюшенко. Кажется, самый легкий ветерок свалит его с ног, а он через не могу трудится и никому не жалуется на свои недуги. Откуда только силы у него берутся?»

— Ты что бормочешь? — Оксана удивленно посмотрела на Олеся.

— Да это я о своем…

Работу бригада закончила перед заходом солнца. Разровняв дно рва, девчата выбрались на насыпь, как пьяные, и застыли. Смотрели на широченный земляной коридор и не верили, что все это сделано их руками. Казалось невероятным, что за шесть дней киевлянам удалось распороть эти поля пополам черной пропастью. И чем дольше смотрели на многокилометровый противотанковый ров, тем большей гордостью преисполнялись их сердца. Конечно же фашист сломает ноги на этих рубежах! Не одолеть ему такое препятствие!

И вдруг увидели себя в каком-то новом свете. Изможденные, запыленные, с облупившимися носами, они казались друг другу в эти минуты особенно красивыми и сильными. Потому что не отступили ни перед зноем, ни перед усталостью, ни перед вражескими пулями и выполнили важное боевое задание. Но радовались они не только собственному успеху. Ведь через день-два наступят такие же минуты и на других участках, и тогда столица Украины окажется в неприступном кольце противотанковых рвов, эскарпов, проволочных заграждений, минных полей. Пусть попробует фашист одолеть такую крепость!

Известие о том, что бригада Пелюшенко первой закончила свой участок работы, моментально разнеслось по всему центральному сектору. Из соседних бригад приходили делегаты, чтобы собственными глазами увидеть, верны ли эти слухи. Хотя боевые листки ежедневно писали об успехах пелюшенковцев, не всем верилось, что за шесть дней можно выполнить такое задание. Вот и приходили, удивлялись. А были и такие, что спускались на дно рва и тщательно промеряли, не нарушены ли инженерные требования. Но придраться было не к чему. И все же пелюшенковцы с некоторой тревогой ждали прибытия комиссии, которая должна была принять выполненную ими работу…

— Химчук?! Вот неожиданность. А ну, подойди, подойди, почеломкаемся, — высокий, статный, в военной форме Остапчук радостно протянул руки и шагнул навстречу Олесю.

Окопники удивленно переглянулись: не родственники ли?

— Мой бывший студент, — пояснил секретарь райкома. — Как он тут, не осрамил своих учителей?

— Что вы? Побольше бы таких учеников…

Антон Филимонович внешне почти не изменился. Такой же подтянутый, полный сил и энергии, чисто выбритый. Разве что черты лица несколько огрубели и сделались выразительнее, да под глазами появились синеватые тени, какие бывают от недосыпания.

— Приятно слышать, что наша наука не пропала даром, — пожимал Остапчук руки окопникам.

Олесь, как никогда прежде, был рад этой встрече. Ему так хотелось посоветоваться с этим добрым, душевным человеком, но поговорить им так и не удалось. Остапчук вместе с военными специалистами осмотрел противотанковый ров, вручил бригаде Пелюшенко переходящее знамя за первенство в соревновании и сообщил, что на следующее утро машины могут отправить желающих в Киев.

Наступила тишина.

Первым заговорил Пелюшенко. Худющий, сгорбленный, желтый. И начал так:

— Право вернуться в Киев мы, конечно, завоевали. Но совесть… Совесть, по-моему, не дозволит нам этого… Что же это получается? Наша бригада закончила свой участок, но найдутся и такие, что не успеют кончить работы до подхода врага. И через эти места фашист попрет всем скопом. И тогда пшик от всех наших стараний выйдет. Я думаю: рано нам в Киев возвращаться. Не поденщину отбываем. Соседям надо помочь!

Все словно онемели. Людям страшно было даже подумать, что завтра снова надо будет опускаться в черную пропасть и до тошноты в пыли и духоте под палящим солнцем и вражескими пулями с утра и до вечера израненными руками долбить неподатливую землю.

— Поймите, возможно, мы проклянем себя впоследствии, что ушли отсюда. Несколько дней мук, возможно, помогут отвратить угрозу… Да что мук — жизнь отдать не жаль, только бы знать, что недаром!

Вот такие слова говорил своим побратимам неприметный бухгалтер.

— Правильно, Петро Иосифович, — Оксана впервые назвала бригадира по имени-отчеству. — Добавить к вашим словам нечего: остаюсь вместе с вами!

— Все останемся! — поддержала ее пышногрудая Явдоха.

Но ее оборвал грубый мужской голос:

— Ты за себя расписывайся! Осточертело раком тут торчать. Поможет этот ров, как мертвому кадило. У немца — техника, самолеты. Что ему какая-то канава…

Остапчук молча наблюдал за перепалкой. Собственно, вмешиваться в разговор не было необходимости: Ландыка сразу же осадили.