Золотые ворота. Черное солнце - [272]

«Вот так рыцарство: большевистские агитаторы обрекают Киев на гибель! — сморщился Иван от возмущения. — Вы расстреливаете тысячи невиновных, а большевики — отвечай! Истинно фашистская логика!.. Да и откуда вдруг возникла такая трогательная забота о будущем Киева?»

— Я вижу, вы не совсем правильно меня поняли. Но скажите, Кушниренко, на что надеются большевики? Неужели они не понимают, что карта Сталина бита?.. Вот вы засыпаете Киев подстрекательными листовками, устраиваете диверсии, совершаете террористические действия. А что это дает? Поколебали эти действия немецкие фронты хотя бы на миллиметр? Я вам так скажу: судьба войны решается не здесь, а на полях сражений. Так не целесообразнее ли нам с вами заключить договор: вы прекращаете пропаганду и диверсии — мы прекращаем массовые расстрелы.

— А кто же вам поверит? Вы уже раз заключили с нами договор о ненападении…

— Да, у вас в руках сильный козырь, но вы переносите разговор в иную плоскость. Видите ли, я не компетентен толковать поступки фюрера, я говорю лишь за себя. Мы с вами — серые лошадки войны и обязаны заботиться… Война пусть себе катится своим ходом, а в Киеве пусть установится перемирие.

«Перемирия захотелось, — улыбнулся в душе Иван. — А осенью бы о нем и не заикались. Были уверены в своих силах. А уж если просите перемирия, значит, не дают вам покоя наши диверсии и пропаганда. Нет, ироды, никогда не найти вам покоя на нашей земле! Хотя… Хотя можно бы принять эти условия, чтобы только вырваться отсюда. А на свободе я показал бы им перемирие!.. Вот только поверят ли мне товарищи? Не заподозрят ли в измене?..»

— Мне понятны ваши колебания, Кушниренко, Такой договор, согласно вашим традициям, правомочен заключать только подпольный горком партии. Да и то с благословения Москвы. Все это мне, конечно, известно. Но я не напрасно завел этот разговор именно с вами. Мы имеем четкое представление о настроении в вашем стане. И нынешнее ваше руководство считаем недолговечным. Надеюсь, вы не станете возражать, что значительная часть рядовых подпольщиков недовольна политикой своего руководящего центра, которая ведет к уничтожению жизненных сил родного края. Рано или поздно, а реалисты открыто выступят против фанатиков. А это значит, что нынешний состав горкома будет отстранен.

— Провокация!

— Воля ваша, но посудите сами: зачем бы я стал тратить столько времени на разговоры с каким-то советским диверсантом, если бы не был уверен в недолговечности подпольного горкома партия? Неужели вы думаете, что оказываю подобное уважение всем арестованным?.. Не стану умалчивать, мы видим в вашем лице будущего руководителя подполья. Не удивляйтесь, в своих предвидениях я редко ошибаюсь, они основываются на реальных данных разведки. А данные эти говорят, что рядовые подпольщики восхищаются вашими подвигами и умом… Может, вы станете возражать?

«А Петрович тоже намекал во время последнего свидания, что есть мнение кооптировать меня в члены горкома. Только откуда известно обо всем этом в гестапо? Неужели среди горкомовцев есть предатели?..»

Но размеренный голос не давал Ивану сосредоточиться.

— У вас есть все данные быть вожаком. Вы умный и волевой человек, приобрели опыт руководства еще в университете. А если учесть молодость, энергию… Одним словом, вы рождены быть кормчим. И если бы я мог помочь вам в этом…

Иван ужаснулся: «Что это? Палач Киева предлагает мне пост руководителя подполья? Да какое же это будет подполье, если его вожак будет в гестаповских руках? Нет, нет, уж лучше могила, чем стать игрушкой в руках врага! И почему этот бандит прилип именно ко мне с таким омерзительным предложением? Неужели Шнипенко так меня разрисовал? И вообще — почему гестапо не устраивает разгрома подполья, если оно так много знает о нем?..»

— Я вижу, вас удивило мое предложение. Напрасно! Мы стали врагами по чужой воле, а в действительности разве мы мешаем друг другу? Разве для нас не хватит места под солнцем?.. Неизвестно, как еще сложатся события дальше, так давайте подумаем о завтрашнем дне. Сегодня я помогу вам, а завтра…

«Провокатор! Только что заверял: карта большевиков бита, а сейчас — давайте подумаем о завтрашнем дне… Нет, меня нелегко сбить с толку! Я все понимаю. Вам нужно такое подполье, на котором можно было бы время от времени демонстрировать перед Берлином «кипучую» деятельность гестапо. Это же — ордена, медали, рыцарские кресты! Ради этого вы с радостью выпустите меня и даже «поможете» занять пост Петровича. Вам бы хотелось иметь такую куклу в своих руках…» И Иван ощутил ужас перед этим выхоленным высоколобым палачом. Тех, что пытали, он просто презирал, ибо чувствовал свое превосходство над ними, а этого боялся. Один ложный шаг, одно неосторожное слово, и этот хитрый хищник с интеллигентным лицом втянет его в свои сети.

— Не нужно! Не нужно мне никакой помощи! Я отказываюсь… От всех ваших предложений отказываюсь!

Иван понимал, что этими словами он подписывает себе смертный приговор. Ему только хотелось, чтобы его расстреляли сразу, а не тащили опять в подземелье на новые муки.

Но высоколобый как будто ничего не слышал. Заученно улыбаясь, протянул открытый портсигар. И только после того, как оба закурили сигареты, сказал все тем же невозмутимым тоном: